Первый инженер императора IV

Но он не успел.

Саша, все еще объятый чистым, белым пламенем, повернул голову. Его глаза, теперь два пылающих колодца, в которых не было ничего человеческого, сфокусировались на К’туле. И он ринулся вперед. Не побежал, не пошел — он пронесся над выжженной землей, как комета, оставляя за собой шлейф из раскаленного воздуха.

Скворцов, видя это, отступил, понимая, что вмешиваться сейчас — самоубийство. Это была уже не дуэль магов. Это будет очень поучительная расправа для зазнавшегося ренегата. Поучительная с одним исходом.

К’тул не дрогнул. Он был готов. Уверенность в собственном превосходстве, в своем многовековом опыте, была непоколебима. Он вскинул свой посох, и воздух перед ним сгустился, превращаясь в черный, поглощающий свет щит.

— Глупец! — прошипел он. — Ты думаешь, твоя неконтролируемая ярость способна пробить мою защиту?

Саша врезался в щит. И щит рассыпался, как стекло, разлетевшись на тысячи темных осколков. Ударная волна отбросила К’тула на несколько шагов назад, заставив его пошатнуться. Невероятно. Сила этого «спонтанного» была куда больше, чем он предполагал.

Старый маг пришел в ярость. Он перестал играть, перестал оценивать и начал сражаться, как в последний раз, выжимая из себя все соки.

— Идрис, треклятый болван, чего стоишь?! — гаркнул он и бросил быстрый взгляд, но очень скоро заметил, что Идрис занят другой проблемой. Он стоял на месте, как вкопанный, а его взгляд пространно блуждал. Ктул, успел сообразить, что случилось и поэтому прошипел: — Треклятая девчонка!

Земля под ногами Саши вздыбилась. Из разломов вырвались десятки костяных рук, пытаясь схватить его, утащить под землю. Но они сгорали, не успев даже коснуться его пылающего тела.

К’тул выкрикивал заклинания, одно за другим. Черные молнии некротической энергии срывались с его посоха, но они растворялись в белом пламени, окружавшем Сашу. Сгустки тьмы, способные высасывать жизнь, просто испарялись, не достигая цели.

Это было похоже на то, как мотылек пытается пробить стену огня. Бесполезно. Бессмысленно.

К’тул отступал, его лицо исказилось от ярости и непонимания. Как? Как этот мальчишка, этот выскочка, мог противостоять его древней, темной магии?

А Саша наступал. Он не использовал заклинаний. Он был самим заклинанием. Он просто шел вперед, и все вокруг него плавилось, горело, обращалось в прах. Он протянул руку, и из его ладони вырвался поток чистого, белого огня.

К’тул едва успел выставить новый щит, но и тот продержался лишь мгновение. Пламя обожгло его, заставив взвыть от боли. Его древняя, иссохшая мантия затлела.

Отчаяние. Впервые за многие столетия К’тул почувствовал его ледяное прикосновение. Он понял, что проигрывает. Что эта битва может стать для него последней.

И тогда он решился на последний, самый отчаянный шаг. Он выхватил из-за пазухи тот самый маленький, невзрачный камушек — очерненное, напитавшееся кровью и страданиями Сердце Дикой Руны.

— Ты сам этого захотел, мальчишка! — прохрипел он, поднимая артефакт над головой. — Сейчас ты познаешь истинную силу! Силу Хаоса!

Камень в его руке вспыхнул багровым светом. Темная, вязкая энергия хлынула из него, окутывая К’тула защитным коконом. Щит, сотканный из самой сути страдания и смерти, был почти непробиваемым. Пламя Саши, ударившись о него, отскочило, не причинив вреда.

К’тул рассмеялся. Его каркающий, дребезжащий смех был полон триумфа. Вот она, сила! Вот оно, превосходство! Теперь он был неуязвим! Теперь он сможет размазать этого мальчугана, как кусочек масла по сковороде, а следом — весь мир!

Он начал сплетать новое, еще более страшное заклинание, намереваясь не просто убить Сашу, а поглотить его силу, его пламя, сделать его частью своей собственной мощи.

Но он не учел одного.

Сердце Руны, которое он держал в руке, которое он считал своим покорным рабом, внезапно задрожало. Оно почувствовало другую силу. Родственную. Первородную. Чистую энергию той самой руны, что была вживлена в мозг Саши.

Для артефакта, пусть и очерненного, пусть и искаженного темными ритуалами, это было как встреча с давно потерянным братом. Как возвращение к истокам. Если бы К’тул не был магом-ренегатом, который только использовал магию для своих черных целей, а остался на пути таких, как Скворцов, то, возможно, спустя несколько десятков лет ему бы и удалось узнать, что пошло не так.

В тот самый момент, когда К’тул уже был готов нанести решающий удар, багровый щит вокруг него дрогнул и… исчез. Просто растворился в воздухе. Артефакт в его руке перестал излучать тьму. Вместо этого он вспыхнул чистым, голубым светом, тем самым, что сиял, когда Ядро было запущено, и вырвался из ослабевших пальцев мага, устремившись к Саше.

К’тул замер. На его лице отразилось полное, абсолютное непонимание, которое быстро сменилось ужасом осознания.

— Нет… — прошептал он. — Не может быть… Предательство…

Артефакт, его последняя надежда, его ключ к могуществу, предал его. Он выбрал другого хозяина. Выбрал по праву Сильнейшего и праву Чистейшего.

Да, магия барона Александра Кулибина была первородной. В его жилах буквально текла сама магия в таком виде, в каком она существовала вне человеческих манипуляций.

Саша, не обращая внимания на парящий перед ним камень, просто шел вперед. Он поднял руку, и пламя, сорвавшееся с его пальцев, окутало древнего мага.

Защита К’тула рухнула окончательно. Он закричал. Пронзительно, отчаянно, как смертельно раненый зверь. Его крик был полон не только боли, но и обиды вкупе с недоумением.

Саша сжигал его. Медленно. Безжалостно. Превращая в пепел вековую злобу, коварство и жажду власти.

К’тул сгорел. Без остатка.

И в тот момент, когда последний крик древнего мага затих, Саша, уничтожив свою главную цель, не остановился. Ярость, не находя больше выхода, поглотила его окончательно.

Он повернулся к бегущим в панике дикарям. И огненный смерч, который еще недавно был человеком по имени Александр Кулибин, двинулся в их сторону.

[Маргарита Долгорукова]

Пока на поле боя разворачивалась огненная трагедия, в ином, невидимом для большинства пространстве, шла своя, не менее жестокая битва. Битва разумов.

Маргарита, стоя у подножия скалы, была далека от физической схватки. Ее тело было напряжено, как натянутая струна, глаза закрыты, а на лбу выступили мелкие капельки пота. Вся ее сущность, весь ее Дар были сконцентрированы на одной цели — сломить волю Идриса.

Она чувствовала его. Холодный, язвительный, скользкий, как угорь, разум. Он был защищен, но не так сильно, как разум К’тула. В его ментальной обороне были бреши, прорехи, сотканные из высокомерия, презрения к окружающим и застарелых обид. И именно в эти бреши Маргарита и наносила свои удары.