Первый инженер императора IV

Я не слышал крика Фтанга. Не слышал криков дикарей, которым не повезло оказаться рядом. Я не слышал ничего. Только рев всепоглощающего пламени, которое было теперь мной.

Когда свет погас, когда я снова смог видеть, вокруг меня было… пусто. На выжженной, почерневшей земле, в радиусе нескольких десятков метров, не было ничего. Ни Фтанга. Ни дикарей, стоявших рядом. Ни даже их обгоревших трупов.

Они просто испарились. Превратились в пепел, в ничто. Как там говорится? Не осталось даже мокрого места? Так и получилось.

Я посмотрел на свои руки. Черные узоры на правой руке светились теперь не просто голубым, а ярко-белым светом, и казалось, что они стали частью моей кожи. Словно сама раскаленная лава текла по телу.

Я поднял голову. Битва замерла. Все — и мои воины, и остатки орды — смотрели на меня с ужасом. Дикари, потеряв не только своего самого сильного воина, но и, видимо, остатки своей отваги, дрогнули. Один, второй, третий… они начали пятиться, а затем, бросая оружие, развернулись и бросились бежать. В панике. В накатившем ужасе.

Я видел, как Скворцов, прекратив свою магическую дуэль с К’тулом, смотрит на меня с тревогой. Я видел, как Маргарита, победившая, видимо, своего ментального противника, с ужасом прижимает руки ко рту.

Но мне было все равно. Ярость ушла, но на ее место не пришло облегчение. Лишь гулкая, холодная пустота. И огонь. Огонь, который все еще жил во мне, который требовал еще. Еще жертв. Еще разрушения.

Я повернулся в сторону убегающих дикарей. И улыбнулся. Улыбкой демона, вышедшего на охоту.

И тут я увидел его. К’тул. Он стоял один, посреди поля боя, и смотрел на меня. В его древних глазах не было страха. Лишь холодный, расчетливый интерес. И он тоже улыбался.

Мой огонь, моя ярость, моя сила — все это рвалось к нему. Я чувствовал, как пламя снова разгорается, становится ярче, горячее. Я сделал шаг в его сторону.

— Саша! — крик Маргариты донесся до меня, словно издалека, сквозь рев огня в ушах.

Но я не слушал. Я видел только свою цель. И я шел к ней, оставляя за собой выжженную землю. Битва за ущелье, возможно, и была закончена. Но вот моя битва только началась.

[мэтр Скворцов]

Дуэль магов не была похожа на яростную, кровавую рубку, что кипела в солдатской суматохе. Нет. Это был танец. Смертельный, изящный, почти беззвучный танец двух древних сил, отточенный веками практики.

Скворцов двигался легко, почти не касаясь земли. Его посох был продолжением его воли. Короткий взмах — и воздух перед наступающим К’тулом сгущался, превращаясь в невидимую, вязкую преграду. Удар посохом о землю — и из-под ног старика-ренегата вырывались каменные шипы, острые, как иглы.

Но К’тул был не менее искусен. Он не уворачивался — он предвидел. Его движения были минимальны, экономны. Он встречал атаки Скворцова своими собственными, сплетая в воздухе сложные, мерцающие багровым светом рунические вязи.

Вязкий воздух рассекался тонким, как лезвие, заклинанием распада. Каменные шипы крошились в пыль, наткнувшись на пульсирующий щит из темной энергии, который окутывал К’тула.

Они обменивались ударами, парировали, ставили блоки. Синие молнии, срывавшиеся с посоха Скворцова, сталкивались в воздухе с черными сгустками некротической энергии, аннигилируя друг друга со сухим, резким треском. Вокруг них искажалось пространство, воздух дрожал и вибрировал от переизбытка магической энергии.

Это была битва не грубой силы, а чистого мастерства. Битва двух шахматистов, где каждая фигура, каждый ход мог стать последним. Они знали друг друга слишком хорошо. Слишком давно. Их вражда была старше, чем многие деревья в этом лесу.

Но когда в центре ущелья, там, где Фтанг пытался сломать огненного барона, произошла вспышка, их танец прервался.

Взрыв. Не звуковой, а энергетический. Волна чистой, первобытной силы, белого, нестерпимого света, хлынувшая во все стороны. Она была настолько мощной, что оба мага, и Скворцов, и К’тул, одновременно пошатнулись, инстинктивно выставив перед собой защитные барьеры.

Их личная дуэль на мгновение потеряла всякий смысл. Они замерли, как и все остальные на этом поле боя, и уставились на то место, где только что сражался Саша.

Скворцов смотрел на пылающий силуэт, на юношу, объятого чистым, белым пламенем, которое не коптило, не дымило, а просто сияло, поглощая свет и тени вокруг. И в его старых, мудрых глазах отразился не просто шок. А ужас. Глубокий, почти забытый ужас узнавания.

Перед его внутренним взором, словно выцветшие кадры старой хроники, пронеслись картины былого. Картины, которые он так старался забыть.

Руины городов, дымящиеся воронки на месте цветущих полей. И силуэты. Пылающие силуэты людей, потерявших себя, поглощенных собственной, вышедшей из-под контроля силой. Это были маги. Великие маги, которые в пылу Рунических Войн, в отчаянии, в ярости, переступали грань. Они становились не просто проводниками магии — они становились самой магией. Неконтролируемой, разрушительной, сжигающей все на своем пути, и в первую очередь — их собственные души, их разум.

Он видел это. Он сражался с ними. И он помнил, чем это всегда заканчивалось. Пеплом. И пустотой.

Он смотрел на Сашу, на его горящие белым огнем глаза, на его лицо, лишенное всяких эмоций, кроме холодной, всепоглощающей ярости. И понимал.

История совершила очередной оборот. И, как известно, она любит ходить по спирали и повторять события.

— О нет… — прошептал он, и в его голосе прозвучало отчаяние. — Только не это… не снова…

[К’тул]

К’тул с нескрываемым, почти научным любопытством наблюдал за пылающей фигурой Саши. Ужас, охвативший всех остальных, его не трогал. Напротив, на его высохшем, похожем на череп лице, играла кривая, презрительная усмешка. Он видел подобное и раньше. Много раз.

— Вот оно что. Спонтанный, — насмешливо каркнул он. — Это мы уже проходили, мой мальчик. Классический случай магического перегрева. Очень эффектно, не спорю. Но также и предсказуемо. Потерпи немного, скоро все кончится. Выгоришь дотла, как свечка, и дело с концом. Хотя… — он хищно прищурился, — я, пожалуй, тебе помогу. Ускорю процесс.

Он уже начал сплетать в воздухе сложную руническую вязь, намереваясь нанести решающий удар по Скворцову, чтобы затем спокойно, со знанием дела, разобраться с этим самовоспламенившимся юнцом.