По городам и весям: путешествия в природу
Шрифт:
Я написал «гонят», хотя пора этот глагол употребить в прошедшем времени. Подошел срок погромче сказать о необыкновенном подвиге обыкновенных наших героев — лесоводов Херсонщины.
…«Газик» качает, как ладью, с носа на корму, кренит на борта, и вот совсем нельзя ехать — барханы с подветренной стороны круто обрываются вниз. Спустились к «сагам» — понижениям меж бугров, в которых держится влага По откосам не поедешь, того и гляди колесо зароется в сырую мочагу. Двигатель перегрелся, жара стала невыносимой. Аким Алексеевич Крыжевский, начальник областного управления лесхоззага, подбадривает себя и меня, приговаривает:
— Сейчас, сейчас, вот за этой грядой…
Взяли еще несколько песчаных бугров, вышли из машины, поднялись на командную высоту, и я увидел мираж этой пустыни — необозримо,
— Слышите — грибами пахнет! Маслюков тут сейчас богато, в Херсоне уже на базаре кошелками. А главное — остановили
Да, пески остановлены, закреплены, обезврежены. Сообщив читателю этот «голый» факт, я почувствовал, что обеднил жизнь и не сказал почти ничего. Для многих из нас, к сожалению, важен лишь итог, конечный результат, а все остальное — мелочи. Подробности события пригашиваются еще больше, когда проходит десять-пятнадцать лет, и поэтому я обязан хотя бы коротко сказать о мелочах и подробностях великого дела, сотворенного на Алешковских песках…
Люди знали, что, кроме леса, нет в природе другой силы, способной укротить эту пустыню. Но может ли вообще здесь расти лес? Древние книги и документы утвердительно отвечали на этот вопрос. Эти леса, состоявшие, как ныне установили ученые, из сосны, дуба, ольхи, березы, были полностью уничтожены человеком. Правда, в русских летописях не раз упоминается левобережье нижнего Днепра под именем «Олешья», а в остатках этих лесов располагались аванпосты запорожцев. Алешковские пески окончательно сдвинулись в прошлом веке из-за бесконтрольных рубок последних куртин леса, из-за хищнической эксплуатации пастбищ капиталистами-скотовладельцами, которым ничего не было дорого на этой земле. Шутка сказать, только у одного Фальц-Вейна паслось тут около миллиона овец…
Еще тогда передовые русские ученые пытались спасти от гибели некогда богатый и плодородный край. В 1888 году на Алешковских песках работал один из основателен отечественного почвоведения, П. А. Костычев. В 1899 году знаменитый наш лесовод Ф. К. Арнольд возглавил комиссию, составившую проект создания здесь охранных лесных полос. Не раз бывал на песках крупнейший знаток наших степей академик Г. Н. Высоцкий. Четверть века проработал тут известный лесовод И. А. Борткевич. В пески было вложено немало трудов, но лесные посадки, как правило, гибли. К Великой Октябрьской социалистической революции в районе сохранилось их всего две с половиной тысячи гектаров, причем на песчаных аренах прижилась лишь четвертая часть посадок. Этим леском нельзя было остановить пустыню, как нельзя зубной щеткой остановить сквозняк в открытом окне.
В первые годы Советской власти крестьянские товарищества и колхозы тоже пытались сажать леса, но для серьезной борьбы с пустыней не хватало средств, сил, машин, опыта, знаний. Зона сыпучих песков расширялась ежегодно примерно на пятьсот гектаров. Даже деньги и механизмы, появившиеся в 1949 году, не решили проблемы — огромные площади посадок вскоре погибли. Нужно было пересматривать некоторые догмы, искать новую агротехнику, ставить дело на научную основу. Лесные хозяйства Алешковских песков и научно-исследовательская станция УкрНИИЛХа отказались от шелюги и осокоря — эти породы плохо приживались, совсем не закрепляли пески, скорее наоборот: образовывали сыпучие бугры. И. А. Борткевич всю жизнь сажал тут белую акацию на погребенных почвах и супесях, однако барханы ее не принимали. Пришлось забраковать и все остальные лиственные породы. Оставалась единственная надежда — сосна, хотя она и сильно повреждается ветровой эрозией, плохо растет в первые годы. И как ее сажать? Попробовали так называемый торфяно-гнездовой способ, но посадки не смыкались, не становились лесом, сильно зарастали травой, заселялись вредителями, гибли в засушливые годы.
П. А. Костычев думал, что подготовка здешней почвы — дело безнадежное, однако лесоводы насчитали
тут около трехсот отличных друг от друга почвенных участков, и глубокая обработка многих из них была просто необходимой. Это рекомендовали многие лесные ученые, а Д. И. Менделеев в свое время прямо указывал, что песчаные почвы следует пахать как можно глубже.Но как пахать? Культуры, созданные по сплошной вспашке в 1949–1951 годах, выдувались ветрами, засыпались и засекались песком, полностью погибали. Ветровая эрозия была бессильна против посадок в борозды, однако остававшаяся в междурядьях трава быстро проникала корнями в полосу ухода, иссушала почву и губила молодые деревца. И может быть, вообще не нужно пахать?
Попробовали поглубже рыхлить песок полосами и потом, когда деревца укоренялись и ветровая эрозия им становилась не страшна, обрабатывали задернившиеся межполосья. Новый метод принес желанный результат — посадки прекрасно приживались, стали дешевыми, надежно закрепляли пески.
Конечно, дело не так скоро делалось, как тут рассказывается. Нужно было время, чтобы проверить опыты, которые у лесоводов растягиваются на годы. Довелось испытать и горечь разочарований, и счастье побед. Расскажу об одной такой победе, в значительной степени обеспечившей успех всего дела.
Лесничий Алексей Мозговой приехал на Алешковские пески в 1952 году. Территория лесничества представляла собой сплошные барханные пески без единого зеленого вкрапления. Мозговой решил начать с исходного рубежа всякого лесовода — с древесного семени. Раньше сеянцы сосны привозили сюда с севера Украины. По пути они подсыхали, сильно болели в сухих песках, умирали миллионами. Молодой лесовод решил создать местный питомник. У одной из «саг» он распахал склон и посеял первые пять гектаров. Но вскоре песчаная буря засыпала и выдула семена Сохранилось лишь несколько островков. Мозговой все лето поливал из озерца всходы и к осени получил первые местные сеянцы. Они были слабыми с виду, но очень жизнеспособными на поверку. На другой год лесничий перегородил площадь питомника двухметровыми заборами из тростника — от песчаных бурь, внес в почву двести тонн навоза-сыпца и минеральные удобрения, завез на «сагу» мотопомпу, разработал свой метод выкопки и посадки сеянцев, принятый позже на всех питомниках Нижнеднепровья. Ныне питомник Мозгового дает по нескольку миллионов стандартных саженцев с каждого из десяти гектаров. Лесничества теперь не узнать — пески покрыты сосновыми культурами на площади в две тысячи гектаров, часть посадок уже сомкнулась и передана в государственный лесной фонд.
И все же рамки этого очерка не позволят мне рассказать о том, как было дело. Здешние лесоводы вспоминают те же далекие годы и сами поражаются необычным трудностям, которые были преодолены. Эти мертвые пространства, например, долгие годы таили в себе страшную угрозу, с какой лесоводу обычно не приходится сталкиваться. При глубоком рыхлении песков, которые во что бы то ни стало надо было облесить, стали рваться снаряды и мины, хорошо сохранившиеся в сухой среде со времен войны. Пустили специальный танк, однако это не помогло — слишком много ему оказалось работы. Первая рота саперов, приглашенная лесоводами, с площадки меньше чем в тысячу гектаров собрала и уничтожила девять с половиной тысяч, как говорится в одном документе тех лет, «взрывоопасных предметов». Но глубокое рыхление все равно было невозможно. Новая воинская часть обнаружила на этой же площади еще четырнадцать тысяч мин и снарядов! Научно-исследовательская станция до сего дня держит в штате сапера…
А какими словами рассказать о героинях-девчатах, работающих на барханах? В страшную жару они едут по бездорожью за двадцать пять километров в чрево пустыни и устают еще до начала смены. На вершину бугра не поднимается ни трактор, ни автомобиль. Все работы тут выполняются вручную — рыхление, посадка, уход. А ямы еще надо опудривать дустом, корни сеянца смачивать специальной химической жижей — от личинок хруща и прочей дряни. К полудню песок раскаляется до пятидесяти градусов и, гонимый ветром, сечет кожу, а тут даже тени не сыщешь. И посадка — только начало. На многие километры тянутся по крутым барханам рядки сосенок, и все их надо пройти с мотыгой не менее пяти раз! Только через пять лет после этих тяжких трудов жди леса.