По городам и весям: путешествия в природу
Шрифт:
Аграрники. Просто некогда было заниматься этим делом, и за него никто не спрашивал. Кроме того, у нас нет специалистов лесного дела ни в колхозе, ни в районном управлении.
Лесники. Для ухода за полосами некоторые хозяйства создают специализированные лесомелиоративные бригады или звенья, которые могут получать консультации у нас, хотя, конечно, свой агролесомелиоратор в хозяйстве необходим. Но почему вы стравливаете полосы скотом, рубите в них сколько влезет? Мы будем добиваться, чтобы наказания, обусловленные законом за нарушения в лесах государственного фонда, распространить на полезащитные полосы.
Аграрники. Добивайтесь, это ваше дело. Но какими карами наказывать вас, если вы многие полосы сажаете без проектов, а как бог на душу положит?
Лесники. Мы тут ни при чем, в этом не лесники-производственники виноваты, а проектировщики. Но у них свои проблемы. Вот одна
Аграрники. А у нас ведь острейшая нужда в схемах и проектах, в планах противоэрозионной борьбы, привязанных к конкретным районам. Пока многое пущено на самодеятельность и самотек. Главное, наверное, все же кадры, специалисты, отвечающие за отдельные участки работы. Таких людей сейчас не стало…
Этот воображаемый разговор я привел для того, чтобы показать, до какой степени запутано и запущено сейчас дело.
К 1 января 1969 года республиканские правительственные органы, ведомства и научные учреждения представили в Госплан СССР свои предложения о проведении противоэрозионных работ на последующее десятилетие. Впереди непочатый край работы, и от нее никуда не денешься — земля требует.
IV
Вот уж никогда не чаял я попасть в число писателей-«деревенщиков», но так получилось; видно, проблемы земли, этого главного богатства нашего народа, столь сложны и серьезны, что сами затягивают, волнуют не только аграрников и «деревенщиков».
Написав настоящий очерк в 1967 году, я в последующих своих поездках по стране поневоле обращал внимание на землю и ее беды, при всяком удобном случае знакомился с теми, кто живет и трудится на земле, и, честно сказать, искал любую возможность порадоваться хорошему.
Вспоминаю смоленскую осень 1969 года. На родине Юрия Гагарина выдался невиданный урожай льна, зерновых и картофеля. Оживленные дороги, веселые колхозницы у громадных буртов картошки и свеклы, измученные, счастливые, знающие себе цену механизаторы. Славно!
А вот еще одно впечатление, из Подмосковья. По приглашению правления колхоза имени С. М. Кирова Балашихинского района мы с Леонидом Леоновым и Михаилом Алексеевым побывали в этом интересном хозяйстве. Стесненный со всех сторон пригородными землепользователями, колхоз развил на своем клочке земли интенсивнейшее производство. Нам показали коровники, участки овощеводческих бригад, птичники, звероводческую ферму, рыборазводные пруды, цветочные и огуречные теплицы, веревочное, паточное и другие производства, количество и разнообразие которых нам даже показалось избыточным. Миллионные доходы берет колхоз со своей земли, где ни одной сотки не пропадает и каждая что-то дает. Удивляет и радует машинизация всех работ, одних только автомобилей в хозяйстве восемьдесят штук. Колхозники зарабатывают не меньше, чем заводские квалифицированные рабочие, артель может позволить себе строить на свои средства и пятиэтажные дома со всеми удобствами, и современный магазин, и школу-десятилетку, и прекрасный клуб. «Что-то тут уже есть от коммунизма», — сказал, помню, Л. М. Леонов, и как хорошо, если б он был прав!
В Омской области я с руководителями Тавричанского района и замечательным омским очеркистом-«деревенщиком» Леонидом Ивановым проехал по полям, на которых дотаивал снег. Зерновые совхозы этого района разбогатели за последние годы, появилась возможность значительно улучшить быт и отдых тружеников земли. Недалеко от райцентра, в густом березняке, мне показали построенный на средства совхозов прекрасный профилакторий, в котором зимой отдыхают сотни рабочих. А рядом — совсем неожиданное. Я подумал, что в баньку сибирскую зовут, приглашая раздеться в приземистом бетонном сооружении. Открылась дверь, и глаза ослепило — белый кафель и голубая гладь большого плавательного бассейна выглядели совсем по-столичному. Бассейн очень выгоден в эксплуатации, потому что использует термальные воды. После купания — волейбольная разминка в просторном зале по соседству. А в районном центре также в складчину совхозы достраивают огромный Дворец спорта, куда не стыдно будет приглашать спортсменов даже на очень крупные соревнования. В дома совхозных рабочих пришел достаток. Почти в каждом — своя библиотека, а на подписные издания люди блюдут очередь за полгода. Одни пожилой тракторист сказал мне, что хорошую вещь сейчас достать легче, чем хорошую книгу. Ну, дожила матушка Сибирь!
Надо сказать, что вся эта благодатная новизна пришла в деревню не только благодаря самоотверженному труду современного крестьянства. Поневоле обращает на себя внимание количество
машин в совхозах и колхозах. А какие горы удобрений развозятся по полям в наши дни! И как тут не вспомнить серьезные государственные меры, принятые в последние годы для подъема сельскохозяйственного производства. И все же основой основ, фундаментом всей жизни села была, есть и надолго еще останется земля, которой реально, очень уже ощутимо угрожает обеднение, эрозия — главная беда времени, зло, нацеленное в будущее. И если на Смоленщине, к примеру, об эрозии почв пока никто не говорит, то это не значит, что там не следует заглядывать вперед — при неверной обработке земли, общей интенсификации землепользования, вырубке водоохранных лесов в этом дождливом краю вода быстро обеднит почвы, снизит урожаи, погасит радость у людей. А вот омские аграрники, помню, озабоченно оглядывали весенние поля, говорили:— Маловато все же снегу наметало, и мы плохо его задерживали, как бы не засушило.
— Посев по стерне надо смелее вводить, лесополосы сажать.
— Ох, подует! Говорят, по югу землю несет — страсть!..
Весна 1969 года для нашего юга обернулась лихой бедой. Началось еще в январе. По югу Украины, Ростовской области, Ставропольскому и Краснодарскому краям потянули ветры. Они были сильными, упругими, постоянными — наклонит подросшую лесополосу, так она и стоит, согнутая невидимой силой. Впрочем, сила эта скоро стала видимой. Ветер быстро выпил или взвихрил тонкий слой сухого снега, взялся за распыленную землю. Небо стало коричнево-серым, обозначились темными вислыми хвостами воздушные потоки. По полям, пастбищам, дорогам, по улицам сел и хуторов зазмеилась черная поземка. Машины среди бела, точнее, среди черна дня двигались с включенными фарами и только на первой передаче, а во многих районах движение вообще остановилось — дороги перемело мелкоземом. Засыпало сады, пастбища, оросительные каналы, кошары, сельскохозяйственную технику, дома и скотные дворы, как говорится, по самый венец. Кое-где корм скоту пришлось задавать через проломы в крышах… Такого еще не бывало, и даже памятная беда 1960 года как-то померкла перед новой, неисчислимо убыточной, исключительно тяжкой по своим последствиям.
В апреле того года я побывал на Дону. На всем пути от Ростова до Вешенской были видны следы черных бурь, бушевавших здесь больше двух месяцев. Вдоль дороги тянулся вал черной земли, кое-где бульдозеры нагребли кучи мелкозема пятиметровой высоты! Лесные посадки показывали из наносов лишь вершинные мутовки. Низины, кюветы, мелкие балки были забиты земляной пылью. И сейчас еще, когда на огромных площадях шел повторный, яровой сев, с осветленных возвышенностей при малейшем дуновении ветра поднимались разреженным дымом серые тучи пыли…
Нам думалось, что М. А. Шолохов пригласил нас в неурочный час, но разговор вышел большим, серьезным и очень нужным. То и дело в беседе прорывалась глубокая озабоченность великого нашего писателя сегодняшними бедами земли. Он советовался с нами, советовал нам, одобрил тех, кто, зная, в каком положении сейчас природа, не молчит, а пытается бороться. И позднее, в своей речи на съезде колхозников, М. А. Шолохов не преминул выразить тревогу, ставшую обшей для многих русских писателей.
Да и как, скажите, не тревожиться, если в одной только Ростовской области, например, на сегодняшний день смыто полтора миллиона гектаров пашен?! И лишь на Правобережье, в той части области, которую я пересек из конца в конец весной 1969 года, уже образовалось миллион триста двадцать тысяч гектаров дефлированных, то есть выдутых ветрами, земель! Благословенный донской край, производительная сила твоей земли еще недавно казалась неистощимой! Боюсь излишне огорчить читателя, однако должен сказать и о крайней беде, навалившейся ныне на донские просторы, — об овражной эрозии; если все ростовские овраги, балки и вторичные овраги по балкам растянуть в одну линию, то этот воображаемый провал опояшет по меридиану земной шар!
Много можно было бы еще писать о земле в беде образца 1969 года. Ветровая эрозия, охватившая миллионы гектаров южноукраинских, донских, северокавказских, сибирских и казахстанских земель, носила характер катастрофы, ввергла наш народ в убытки, которые даже трудно подсчитать. Люди поражались холмам мелкозема восьмиметровой высоты, по сравнению с которыми «газик» выглядел букашкой, не верили своим глазам, когда видели телеграфные столбы, до проводов засыпанные почвой.
Но прежде чем перейти к вопросу о том, как мы боремся с этой лихой бедой, чего нам ждать и на что надеяться, я в последний раз коснусь роли лесных полезащитных полос. Конечно, никакие полосы не могут остановить ветров, дующих по обширным пространствам со скоростью сорока метров в секунду, не способны осадить пыль, поднятую под облака воздушными вихрями. Да это и не входит в их задачу. Однако никуда не уйти и от другой неоспоримой истины — лесные полезащитные полосы там, где они встали на пути бедствия 1969 года, как и в прошлые годы, оказались единственным, что люди смогли противопоставить катастрофе невиданных масштабов.