По городам и весям: путешествия в природу

Подумаем вместе о том, что это могло бы дать. Несомненно, если бы каждый гектар пашни, отводимый под застройку, оценивался полно и объективно, то многие застройщики наверняка поискали бы неугодные, дешевые земли. Да и остальные хозяйственно-экономические акции протекали бы по-другому. Если б за воду, например, которую вся наша промышленность ныне берет бесплатно и загрязненной спускает в водоемы, брались деньги, то руководители предприятий, борясь за снижение себестоимости продукции, подумали бы о том, не выгоднее ли очищать и повторно использовать стоки.

Нуждаются в дифференцированной финансовой оценке и наши леса. Почему лесозаготовители вырубают сейчас самые доступные массивы, не считаясь с научно-техническими правилами? Да потому, что корневая стоимость эксплуатационного леса, расположенного у берегов реки, почти равна той плате, которую леспромхоз отчисляет за древостой, вырубленные за тридевять земель. Причем попенная эта плата для разных районов одинаково мала.

При объективной оценке всех природных богатств стало бы легче, мне кажется, предугадывать последствия крупномасштабных экспериментов «покорителей природы», вроде намечаемого строительства Нижне-Обской ГЭС или поворота северных рек в бассейн Волги. Последний проект, например, сулит Каспию и засушливым земледельческим районам сорок кубокилометров воды в год.

Очень соблазнительная перспектива, но все ли подсчитано сметой, все ли учтено? Сколько будут стоить, кроме стоимости сооружения гигантских плотин и других гидротехнических комплексов, затопленные земельные и лесные угодья, во что обойдутся потери в охотничьем и рыбном хозяйствах, в нефтегазовой и угольной разведке, добыче и транспортировке, в северном речном и морском судоходстве? Многие ученые считают, что новые ледяные просторы над гигантскими искусственными водохранилищами заметно повлияют на климат европейского Севера, что льды могут затянуть и часть тундры, и прибрежные морские воды, потому что реки, текущие на север, сейчас сильно смягчают климат Поморья. И не выгоднее ли окажется, если все подсчитать, получать ежегодно пятьдесят-шестьдесят кубокилометров воды, задерживая в степной и лесостепной зонах страны талые воды? Сейчас эти воды не только бесполезно стекают, но и вызывают эрозию почв, а задержка их дала бы государству дополнительно около двух миллиардов пудов зерна…

Оцененная природа помогала бы нам находить наиболее выгодные варианты приложения общественных сил, устранила бы многие межведомственные противоречия, сама сохраняла бы свои богатства, рублем бы дисциплинировала любителей непродуманных, «волевых» решений.

III

Осенью 1965 года я был в ГДР. Путь пролег через Веймар — город Гёте и Шиллера. Наша делегация посещала достопамятные веймарские места, встречалась с местной интеллигенцией, с рабочими, а я все время думал о том, как бы урвать часок, чтобы побывать в здешних лесах, известных всему миру высокой культурой хозяйствования, — дальше программа уплотнялась, и я бы потерял возможность познакомиться с немецкими лесоводами, подарить им пяток семенных шишек сибирского кедра, которые на этот случай прихватил с собой.

Встреча такая, однако, состоялась. Тюрингские лесничие оживились, узнав, что советский писатель интересуется подробностями их работы, долго показывали мне прекрасные свои питомники, участки машинной посадки сосны, единственную в Германии плантацию секвойи, все время просили передать привет Л. М. Леонову, роман которого о русском лесе они знали. А за первой же чашкой кофе я услышал вопрос:

Скажите, что у вас произошло со сталинским планом преобразования природы? А как вы относитесь к этому плану? — в свою очередь спросил я. Это был хороший план…

И многие иностранцы, посещающие Советский Союз, интересуются, как было осуществлено постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) от 20 октября 1948 года и что это дало нашим землям. Естественно, мы стремимся показать хорошее. Один из руководящих работников агролесомелиорации Болгарии, посетивший колхоз «Деминский» в Волгоградской области, заметил: «Ваш опыт мы обязательно перенесем к себе. Через несколько лет и наши поля будут защищены от зимних холодов и горячих суховеев».

Наш опыт полезащитного лесоразведения, как бы мучителен он ни был, давно уже приобрел мировое значение.

А многие ли знают, что Россия — пионер степного лесоразведения? В 1969 году Петр I своими руками посеял желуди в районе Таганрога и позднее писал азовскому губернатору:

«…також предлагаю, по управлении нужных дел изволь постараться, чтобы на Таганроге в удобных местах насаждать рощи дубоваго или хотя иного какого дерева, привезши с Дона не малое число маленьких деревцов в осень по листопаде, також подале от города в удобных же местах несколько десятин посеять желудков для лесу же».

Один из первых русских агрономов и селекционеров — А. Т. Болотов доказывал в конце XVIII века необходимость лесоразведения в лесостепной зоне. А в «Деревенском зерцале, или Общенародной книге», изданной в 1799 году Вольным экономическим обществом, писалось:

«Что в степных местах поднесь не разведено еще лесов — причиной того не то, чтобы степная земля не способна была к произращению лесов. Местами видим мы дубравы, видим кустарники на сухих и болотистых местах, но их наперехват стараются истребить, а не сберечь. Итак, недостатку в лесе причиною нерачение».

И хорошо бы тут еще вспомнить гоголевского помещика Костаижогло из второго тома «Мертвых душ». Проезжая через имение Костанжогло, Чичиков видел, что «в самом деле, через все поле сеяный лес — ровные, как стрелки, дерева; за ними другой, повыше, тоже молодняк; за ними старый лесник, и все один выше другого. Потом опять полоса поля, покрытая густым лесом, и снова таким же образом молодой лес, и опять старый. И три раза проехали, как сквозь ворота стен, сквозь леса».

Не придумал ли Н. В. Гоголь сей мираж? Не от хорошей ли мечты эти строки? Нет. И пусть, как считает критика, Гоголь идеализировал своего Костанжогло, но лесных полезащитных полос в степи он не придумывал. Прототипом Костанжогло послужил помещик Миргородского уезда В. Я. Ломиковский, который в своей книге «Разведение леса в сельце Трудолюбе», изданной в 1837 году, писал:

«Относительно же лесоводства, труды сии увенчались такими успехами, которые превзошли и собственное ожидание мое, ибо получить пустыню, а через 25 лет пользоваться уже строевыми деревьями, пригодными на жилые помещения и на всякие хозяйственные потребности, есть, конечно, успех, столь же отрадный, сколько удовлетворительный».

И далее идет сведение чрезвычайно важное:

«В уезде нашем довольно известно, что при общих и крайних неурожаях, бывших в 1834, 1835 годах, я имел счастье получать такой изобильный урожай, какой бывает в самые добрые годы».

Великий писатель, «беспощадный сатирик», преждевременно сгоревший, мне думается, от любви к своей Украине и своей России, не мог, видимо, пройти равнодушно мимо чуда, сотворенного его земляками, и я готов это понять…

Начала научного степного лесоводства заложил в знаменитом Великом Анадоле В. Е. Графф (с 1843 года). Пророчески писал позже крупнейший русский лесовод М. Е. Турский:

«Этот лес надолго останется памятником той смелости, той уверенности и любви, с какою впервые взялись за облесение степи».