По прозвищу Святой. Книга первая

— Пiшов! [1]

Трактор взревел, выпустил клуб чёрного дыма, дёрнулся.

Лязгнули гусеницы.

Трос натянулся. Скульптура покачнулась, упала вперёд на булыжную мостовую и разбилась на несколько кусков.

Теперь стало видно, что сделана онабыла из дерева и гипса.

— Добре! — удовлетворённо сказал полицай, достал из кармана портсигар, оттуда папиросу, закурил.

Максим направил дрон-разведчик к деревянному щиту перед зданием сельской администрации, на котором белели три объявления.

Дрон завис перед доской, сделал несколько чётких снимков, поднялся вверх, спрятался на козырьке за флагом Третьего рейха.

Первая листовка на русском языке гласила:

ГРАЖДАНЕ!

Большевики изгнаны!

Немцы пришли к Вам!

24 года советского режима прошли и больше никогда не возвратятся: 24 года невероятных обещаний и громко звучащих фраз, и столько же лет разочарования, возрастающей нищеты, беспрерывного надзора, террора, нужды и слез!

Ужасное наследие оставили интернациональные жидо-коммунистические преступники — Сталин и его приспешики! Хозяйственная жизнь замерла, земля опустошена, города разрушены.

Немцы пришли к Вам не как покорители, а как освободители от большевистского ига. Везде, где только возможно, германские военные учреждения будут помогать всем, кто с верой и надеждой относятся к нам.

ГРАЖДАНЕ и ГРАЖДАНКИ!

Смело помогайте залечивать раны, нанесенные войной. Работайте на строительство новой лучшей жизни без жидов, коммунистов и НКВД, без коллективов, без каторги и без стахановской системы, без колхозов и без помещиков!

Вторая на немецком, русском и украинском языках требовала сдать всё имеющееся огнестрельное оружие, а также гранаты и взрывчатку в ближайшую комендатуру или немецкую воинскую часть. За неподчинение — расстрел.

Наконец, третье, написанное по-русски и украински печатными буквами чёрной тушью на белом листе плотной бумаги, сообщало, что завтра, 18 августа 1941 года к 9 часам утра, всё еврейское население Лугин, включая женщин, стариков и детей, должно явиться с вещами к зданию школы. При себе иметь запас еды на три дня. Явка обязательна. За неподчинение — расстрел.

— Видишь это объявление? — спросил Максим и КИРа.

— Слепой не увидит.

— Это то, что я думаю? Их собираются увезти в Германию и поместить в какой-нибудь концлагерь?

— Много чести. Расстреляют где-нибудь неподалёку. Расстреляют и закопают.

— Даже так?

— По моим сведениям — только так. Напомню, что в Киеве, в Бабьем Яру, чуть больше чем через месяц, двадцать девятого и тридцатого сентября, немцы и украинские нацисты расстреляют около тридцати пяти тысяч евреев, включая стариков, женщин и детей. А затем до сорок третьего года включительно ещё от ста до ста пятидесяти тысяч, точно никто не знает. Без всяких концлагерей.

— Верно. Подзабыл я историю и кто такие украинские нацисты. Они же, в основном, евреев и расстреливали на Украине, так?

— Так. И не только евреев. Через два года, с февраля по август сорок третьего, ОУНовцы уничтожат до шестидесяти тысяч поляков на Волыни, в Полесье, Галиции и Холмщине. Так называемая Волынская резня.

— Вспомнил.

— Плюс русское население, коммунистов и сочувствующих, советских военнопленных. Не щадили никого.

— Да.

— Могу также напомнить, что, начиная с две тысячи четырнадцатого года и вплоть до начала Специальной военной операции России, на Донбассе украинскими нацистами было убито около пятнадцати тысяч человек мирного населения. Среди них — две с половиной тысячи детей.

— Я был на Аллее ангелов в Донецке, — сказал Максим. — Туда возят всех молодых офицеров, кто только получил погоны. Чтобы знали помнили, за что их деды воевали. Что ж, спасибо. Найди мне пока, где здесь школа.

— Есть найти школу.

Лугины были довольно крупным селом, но всё же не городом, и кирпичных строений здесь имелось — раз-два и обчёлся. Поэтому школа отыскалась довольно быстро. Двухэтажное здание красного кирпича с новенькой шиферной крышей, стоящее на пригорке сразу за речкой. Перешёл мост и — вот она. Минут десять пешком от центральной площади.

Сразу за школой, уже на самом краю села, среди лип, располагалась церковь, а потом начинались поля, через которые вилась грунтовка.

Максим дал КИРу команду вернуть дрон-разведчик на корабль и приступил к подготовке.

Утро вторника девятнадцатого августа тысяча девятьсот сорок первого года выдалось пасмурным. Но без дождя.

Максим выбрался с корабля, доплыл до берега, достал из водонепроницаемого вещевого мешка одежду и сапоги и разделся, оставшись только в трусах и тонком, облегающем тело, бронежилете из поляризованного углерита поверх майки.

Бронежилет, как и одежду с сапогами, а также водонепроницаемым вещевым мешком сделал в молекулярном синтезаторе КИР из имеющихся материалов.

Поначалу Максим раздумывал, стоит ли надевать бронежилет. Всё-таки вещь, явно выбивающаяся из нынешнего времени. Но потом подумал: какого чёрта? Он собирается воевать, а бронежилет спокойно держит винтовочную пулю на пятидесяти метрах (об автоматной и осколках и речи нет). Допустим, попадёт он в руки врага. Это возможно, например, если Максим погибнет. И что? Поляризованный углерит — это такой материал, который никому в этом мире воспроизвести не удастся ещё очень и очень долго. Со структурой, возможно, и разберутся, поймут, что сделано на основе углерода. Но это всё. Дальше нужно создавать специальное оборудование, а как его создать, если только для камеры сверхвысокого давления требуются такие сплавы, которых даже в теории ещё нет?

Так что будем носить. Жизнь и здоровье дороже.

Комбинезон, ботинки и лодку спрятал в кустах, хорошенько замаскировав.

Переоделся.

Он знал, как выглядит — вчера смотрелся в зеркало.

Молодой черноволосый и кареглазый парень с двухдневной щетиной в стареньком чёрном пиджаке поверх некогда белой рубахи.

Засаленная чёрная же кепка на голове.

Тёмно-серые поношенные штаны поверх нечищеных сапог с узким кожаным ремнём, потрескавшимся от времени.

Невзрачный серый вещевой мешок через плечо. В мешке — кобура с ТТ и запасной обоймой, универсальный нож, десять плиток пищевого концентрата (на одной такой плитке взрослый человек мог продержаться три-четыре дня) и три литра энергетика в лёгких металлических флягах с завинчивающимися крышками. Последние тоже были изготовлены в синтезаторе и напоминали одновременно немецкие и советские фляги этого времени.

Готов?

Готов.

— КИР, время?

— Семь часов сорок минут, — раздалось в его голове.

— Семь сорок? — усмехнувшись, переспросил Максим. — Символично.

— Мне кажется, ты сейчас пошутил.

— Правильно кажется.

— Объяснишь?

— КИР, — вздохнул Максим. — Вся соль шутки в том, что объяснять её не надо. Подумай сам. Допрёшь — хорошо. Не допрёшь — вечером объясню. Если живы будем.

Вчера вечером Максим вживил себе имплант с копией КИРа и теперь имел с ним постоянную прямую связь и даже мог общаться мысленно.