По следам мистера Волка

— Понятно... А остальных, кто убивал, тебе известно?

— Кто-то. Ричард хотел подставить оборотня. А начал с Герберта, потому что... потому что он один.

Бернард кивает и устало садится на стул.

— Нужно поговорить с Ричардом, — говорит он Людарику. — Что думаешь?

— Сказать: горстка сумасшедших обвиняет тебя в нескольких убийствах? Знаешь, что он скажет? Скажет, что это забавно.

— Как же тогда? — теряется Бернард, и тут же снова трёт виски, винясь перед ним: — Прости, толку с меня сейчас...

— Больше не сбегай от моих людей. За тобой присмотрят, отдыхай. Я должен пройтись...

— Вы должны помочь Дине! — кричит Курт. — Должны помочь Герберту!

На это Бернард начинает злиться.

— Не ты ли только что готов был подставить его? — и махает на Курта рукой, обращаясь уже к Людарику: — Я с тобой... Хочешь, я с тобой? Я в норме. Сейчас буду в норме...

— Нет, не хочу, — рычит Даймонд. — Совершенно не хочу...

Стражи заходят в кабинет, чтобы утащить Курта в камеру, а человек Людарика кладёт ладонь на плечо Бернарда.

— Уму непостижимо... — шепчет глава стражей. — Как можно было? Как можно было не посвятить во всё это меня?

***Его способности стали проявлять себя лишь недавно. И с каждым днём магия только набирала обороты.

Это редкость, но не новость.

Правда, только лишь для таких, как Ричард Даймонд.

Властьимущие мужчины знали с давних времён, что магия иногда может передаваться и мальчикам. И раскрываться в них самым неожиданным образом.

Что бы сделало с этой информацией общество?

Оно бы как минимум пошатнулась.

Никому это не было выгодно.

Мужчины испокон веков прикрывали друг друга, и весь гнев цепных псов доставался женщинам.

Были способы обойти нюх оборотней, а тех из них, кто все же что-то замечал, ждала незавидная участь, но...

Это было давно.

Теперь магии в принципе почти не осталось, как и знаний, которыми пользовались прежние поколения.

Ричард не считает себя плохим человеком.

Но он может признать, что испугался.

Его семья добилась больших высот. И что теперь? Если одна плешивая шавка укажет на него, он с ней справится. А если это будет целая стая?

Волков развелось уж слишком много. Его защита от них слабеет, а сила растёт.

Что плохого в желании обезопасить себя?

Да и людей...

Ведь эти твари опасны.

Ричард усмехается, глядя на то, как мучается Герберт. Но убить его должна не магия. А старая добрая серебряная пуля.

Это не странно, что револьвер заряжен ими.

Ведь нынче смутные времена.

Элжерон появляется будто из неоткуда, застывает в отдалении, глядит на открытую дверь своего дома. На волка, что упал на землю и исходит пеной. На то, что у Ричарда на одежде...

— У вас кровь! — подступает он ближе и тянет трясущиеся руки к вороту его костюма. — Ч-что произошло, хозяин?

Он не знал, что они пришли сюда. Думал, что смог сбить слежку, которую заметил сразу. А выходит, всё-таки привёл их в свой дом. И подставил... Подвёл...

Элжерон всхлипывает.

— Я не виноват!

— Убери своё дерьмо отсюда, — Ричард кивает на железяки. — И беги в участок.

— В участок? — пугается он. — Зачем?

— Чтобы позвать на помощь идиот, ведь на меня же напали... Теперь тот придурок нам не к чему.

— А... А можно сказать, что я защитил хозяина? Я мог бы... Не убирать мои изобретения. Хотите, я сражусь с волком? Для вас... — и он тянется к металлической лапе.

Ричард кивает сам себе. Правильно. С этим нужно кончать.

Он переводит взгляд дула с ещё живого оборотня на мальчишку.

Людарик застаёт эту прекрасную картину.

Элис бледная с ниткой крови, текущей изо рта. Дышит ли?

Волк в конвульсиях.

Градоначальник, собирающийся убить садовник.

— Весело.

Раздается выстрел.

Пуля попадает прямо в голову.

Эпилог

Элжерон терялся в событиях, как на допросе, так и наедине с собой сидя в камере. Сколько времени прошло? Кто что сделал-сказал? Кто в чём виноват? Он не знает. Элжерон знает одно — его то ли уже, то ли в скором времени приговорят к виселице.

Он помнит, как поднялся и его спросили, всё ли ему понятно. Ему, конечно, ничего понятно не было кроме того, что в том странном зале он не нашёл взглядом отца. Но Элжерон согласно кивнул.

А когда его вывели и куда-то повели, отца он всё-таки увидел, на улице, у входа. И тут же попытался прорваться к нему. Только вот руки были скованы, и стражи не позволили подойти ближе. Ещё и толпа вокруг. О, все эти дела подняли такой ажиотаж! И на Элжерона все были злы...

Он не мог понять, зол ли отец, тянулся к нему и кричал, пытаясь перекрыть шум:

— Я не хотел, папа! Он сказал, что всё это во благо людей. Прости за волков! Папа, я бы стал для тебя волком! Тебе ведь нравятся волки? Знаешь, сколько всего я сделал? Я был бы хорошим волком. А Ричард обещал помочь мне в этом!

Но поговорить им не дали...

И вот Элжерон сидит в камере, один, в тишине. Растрёпанный настолько, что волосы стали похожи на мочалку. Одежда изорвана. То ли изначально такой была, то ли он изодрал её и не заметил, нервно теребя пальцами.

Элжерон всхлипывает и трёт воспалённые глаза. Ему обещали, Ричард обещал, что ничего страшного не случится! Говорил, что так нужно, что будет только лучше... И, выходит, соврал.

***

Пит Фокс не любит говорить об Элжероне Рабите, своём маленьком, глупом, словно слепой щенок, бастарде.

Он не считает себя обязанным ребёнку, которого не хотел.

И если его мать не смогла решить проблему, а затем ещё и умерла...

Разве это что-то меняет?

Ему было гораздо интереснее проводить время за любимым делом.

Кто знал, что в Элжероне это разовьётся в желание стать волком — лишь бы привлечь отца?

Пит усмехается, как всегда, когда страж открывает дверь камеры. Словно это обычный вызов. Волковедческая рутина.