По следу единорога (Сказание наших ночей)

– Не знаю, как бы это вам подать, но с тех пор было не так уж мало Олимпийских игр. Забег завершен.

– Нет, не завершен, пока я не пересек финишную черту, - несгибаемо заявил Уилтон-Смит.

– А не проще ли остановиться?

– Так нечестно. Правила игры, знаете ли.

– В правилах нигде не сказано, что надо бегать десятилетиями после того, как все остальные финишировали, - возразил Мэллори.

– Побеждает не быстрейший, а упорнейший, - процитировал УилтонСмит.

– Но только не в этом забеге. В нем победители уже определены.

– Но разве я в том повинен, правда?

– парировал Уилтон-Смит.
– Моя работа - знай потей да делай все, что в твоих силах.
– Он помедлил.
– Вы не видели тут поблизости фотографов, нет?

– Нет.

– Жаль.

– Почему? Вы их ожидали?

– Ну, я ведь являю собой величайшую сенсацию в мире спорта, - пояснил Уилтон-Смит.
– С каждым шагом я увеличиваю свой рекорд.

– Какой рекорд? Вы же проиграли.

– Рекорд длительности пробега дистанции олимпийского марафона, разумеется.
– Бегун озадаченно огляделся.
– Я все жду, когда люди из Гиннеса возьмут у меня интервью, измерят длину моего шага или еще что-нибудь такое для их книги, но они пока не показывались. Я все гадаю, почему?

– Может, они не в курсе, что вы все еще бежите, - предположил Мэллори.

– Не может такого быть!
– насмешливо улыбнулся Уилтон-Смит.
– Вероятно, ждут меня миль на пять-десять дальше по дороге.

– Возможно, - не слишком убежденно вымолвил Мэллори.

Уилтон-Смит зевнул.

– Что-то меня в сон клонит. Пожалуй, мне стоило бы чуток поспать перед встречей с ними. Я должен быть в наилучшей форме, когда у меня будут брать интервью и делать снимки.

– Сомневаюсь, что вам повезет найти комнату, - уведомил Мэллори.
– Ночь-то новогодняя!

– А зачем мне комната?

– Мне показалось, что вы хотите поспать.

– Я сплю на прямых и просыпаюсь на поворотах, - растолковал Уилтон-Смит.
– Я не хочу, чтобы закралась даже тень подозрения, что я жульничаю.

– Так вы и едите на бегу?

– Конечно.

– Простите, что спрашиваю, но как, черт возьми, вас занесло на ездовую дорожку в Центральном парке?

– Хотел бы я и сам это знать, - признался Уилтон-Смит.
– Я полагаю, что в Мельбурне мне следовало свернуть налево.

– В австралийском Мельбурне?

Бегун кивнул.

– Загадочно, правда?

– Это еще слабо сказано, - согласился Мэллори.

– Что ж, я искренне насладился нашей небольшой беседой, но теперь я все-таки вынужден бежать.

– На вашем месте я бы купил карту дорог!
– крикнул вслед Мэллори.

– К чему?
– прокричал тот в ответ.
– Все дороги ведут в Рим!

Когда бегун оказался достаточно далеко, чтобы не подслушать разговор, Мэллори повернулся к Мюргенштюрму.

– Ну, каково твое мнение?

– Дурак он, - тотчас ответил эльф, потом нахмурился и почесал в затылке.
– С другой стороны, он постоянно трудоустроен уже более четверти века, в то время как большинство воистину разумных людей из числа моих знакомых не может удержаться на работе. Я нахожу это весьма загадочным.

– Ничего особенного, в моем Манхеттене происходит то же самое.

– Неужели?

Мэллори кивнул.

– Светлые умы способны решить большинство проблем мира, но как надеть одинаковые носки или сменить шину, остается выше их понимания.

– Как утешительно, - сказал Мюргенштюрм.
– Я уж боялся, что это изолированный феномен.

– Увы, нет.
– Мэллори снова зашагал на юг.
– Давай-ка не будем задерживаться. В плаще или без плаща, на улице чертовски холодно.

– Может, снег окажется нам на руку, - с надеждой сказал эльф.
– На нем могут отпечататься единорожьи следы.

– Если наш марафонец их не затоптал, - уточнил Мэллори.

Они прошли еще с полмили, сгорбившись и пригнув головы против разгулявшегося ветра. Затем Мюргенштюрм тяжело плюхнулся на землю и заявил:

– Я дальше идти не могу. Я замерз, промок и устал.

– И считаешь, что сможешь согреться, высохнуть и отдохнуть, сидя на земле во время вьюги?
– саркастически поинтересовался детектив.

– Мне уже наплевать, - простонал Мюргенштюрм.
– Пусть приходят завтра на рассвете искать меня. Но найдут только промерзшие останки благородного маленького эльфа, который никогда не желал никому зла.

– Неужели тебе не приходит в голову ничего такого, что поможет тебе воспрянуть духом?

– Абсолютно ничего, - многозначительно изрек Мюргенштюрм.

– Даже подружка?

– Ну... может быть.

– Послушай, - решился Мэллори, - если я отпущу тебя в постельку, ты как, сможешь сосредоточиться на деле, когда вернешься?

– О, абсолютно, Джон Джастин!
– с энтузиазмом воскликнул эльф.
– Теперь до меня дошло! Дело не в погоде. Причина всего лишь в моем обмене веществ.

– Хватит пускать слюни, а то подбородок отморозишь, - с отвращением бросил Мэллори.

– Я вернусь через десять минут, - Мюргенштюрм подскочил на ноги.
– От силы через пятнадцать.
– Он помолчал.
– Может, двадцать.

– Кладем тридцать, и постарайся заодно выяснить что-нибудь о Липучке Гиллеспи.

– Правильно. Встретимся тут через полчаса.

– Надеюсь, ты не думаешь, будто я собираюсь стоять тут в снегу, дожидаясь, пока ты усладишься?
– возразил Мэллори.

– А что собираетесь делать вы?

– Я сыщик, - ответил Мэллори.
– Я собираюсь попытаться найти этого треклятого единорога.

– В своем Манхеттене вы никогда не были столь целеустремленны, - заметил Мюргенштюрм.

– В моем Манхеттене дела никогда не выглядели настолько чернобелыми. Всегда находились юридические казусы, смягчающие обстоятельства и моральные факторы. Тут все гораздо проще: нечто похищено злодеем, и мне платят за то, чтобы я это нечто вернул.

– По-моему, вы говорили, что предпочитаете свой Манхеттен.

– Я говорил, что понимаю свой Манхеттен, а это не одно и то же.

– Как же можно предпочесть то, чего не понимаешь?