По ту сторону синих гор

И долго он там сидеть будет? Голодный ведь. С утра, как из дому ушёл, ничего не ел!

– Куда вы?
– пискнула Белочка, когда мне надоело мотать круги по комнате, и я решительно двинулась к двери.

– К оэну - улыбнулась ей я.
– Да и тебе пора. Поздно уже. Иди к себе. Отдыхай. Три дня прошло. Твоё заточение закончилось.

Сигрид сникла. Причину её печали я понимала, а потому мягко заметила:

– Не волнуйся. Плести кружева тебе больше никто запрещать не будет. Будешь приходить сюда, когда захочешь.

Девчонка взвизгнула от счастья и, прежде, чем мне удалось её выпроводить восвояси, успела взять с меня обещание, что я научу её вязать рунные узлы, дабы она могла использовать их в своих работах.

Дождавшись, когда девушка уйдёт, я дошла до лестницы, ведущей к мансарде, а потом, потоптавшись на месте, решительно свернула вниз, всё же решив сначала посетить кухню.

Мне не хотелось туда идти отчасти из-за манн, ставших свидетельницами нашего с мужем скандала, но в основном я не горела желанием встречаться с Исгирдой.

После пояснений Сигрид относительно подарка Идена, я прекрасно понимала причину гнева женщины и её вполне обоснованные обвинения, брошенные в мою сторону.

На меня сегодня столько всего навалилось, что желания устраивать разборки ещё и с ней не было никакого.

Глупо, конечно, было надеяться, что я не застану её на кухне, где она практически жила, но так хотелось.

Разочарование, когда я почти столкнулась со свекровью нос к носу, удалось скрыть только благодаря тренированной во дворце годами привычке держать лицо.

Я молча прошла мимо Исгирды к стоящим на плите котлам, но к полной досаде обнаружила их вычищенными и пустыми.

Ничего другого не осталось, как спросить:

– Что можно взять для Бьёрна на ужин?

В глазах женщины вспыхнула неподдельная озабоченность, и она суетливо забегала по кухне, снимая с полок посуду, доставая из шкафчика копчёный окорок, печёные овощи, колбасу, миски с пирогами.

– Я отнесу ужин сыну, - снимая греющийся над огнём чайник, тоном, не терпящим возражений, провещала она, и я разозлилась.

Отодвинув Исгирду в сторону, я вытянула у неё из рук глиняную кружку, в которую она собиралась налить чай, и жёстко отчеканила:

– Я сама в состоянии позаботиться о своём муже! А за еду - спасибо!

Несколько ударов сердца женщина удивлённо моргала, глядя на меня, а затем отошла в сторону и скрестила на груди руки, наблюдая за тем, как я складываю на поднос еду.

– Не те пироги берёшь, - неожиданно подала голос она.
– Бьёрну не нравятся с рыбой. Возьми лучше с мясом.

Исгирда указала взглядом на нужную миску, а потом ненавязчиво подвинула ко мне туесок с мёдом, тихо добавив:

– Это его любимый, вересковый.

На миг наши с женщиной взгляды встретились, и я к своему удивлению поняла, что больше не замечаю раздражения или высокомерного презрения с её стороны.

Забавно, и с чего это она так прониклась? Неужели я наконец хоть что-то сделала правильно?

Кивком головы поблагодарив свекровь, я двинулась к выходу, и она вновь меня удивила, осторожно придержав дверь, чтобы я могла беспрепятственно в неё пройти.

Эх, сейчас бы поговорить с ней начистоту и расспросить её о родителях мужа, но у меня были дела поважнее, а потому я стала осторожно подниматься по лестнице, опасаясь споткнуться и всё испортить.

Я нервничала. Собственный порыв мне теперь виделся нелепым. Понятное дело: кайген в моей жалости не нуждался, но... Мне казалось неправильным, что он сидит там один, голодный, в растерянных чувствах со своими мрачными мыслями.

Остановившись перед покоями в мансарде, я нерешительно потопталась на месте, а потом закрыла глаза и выдохнула:

– Бьёрн, можно войти?

За дверью тихо скрипнули половицы, а потом в резко распахнутом проёме возник муж, удивлённо взирая на меня с высоты своего роста.

– Я ужин тебе принесла, - уже мысленно костеря себя на чём стоит свет за проявление подобного инфантилизма буркнула я, ткнув в кайгена подносом с едой с намерением сбагрить его побыстрее и смыться. Но вместо того, чтобы забрать у меня тарелки, мужчина отошёл в сторону, освобождая проход, и всё что мне осталось - это войти внутрь, чувствуя себя навязчивой идиоткой.

Сейчас в покоях ярко пылал камин, на полке над ним горели зачарованные свечи, двигая по стенам гибкие серые тени.

Супруг, вероятно, всё это время так и сидел в одном из кресел, поэтому я поставила поднос на столик рядом и, собираясь уйти, настойчиво попросила:

– Поешь! На пустой желудок плохо думается. К тому же голодный мужчина - злой мужчина, а у тебя и так характер не мёд!

Кайген иронично фыркнул, а затем преградив мне путь, тихо обронил:

– Останься. Поужинаешь со мной? Ты ведь собиралась что-то обсудить вечером. Собиралась, но кто же знал, что до вечера мои приоритеты кардинально поменяют направление?

Правда, поговорить с мужем мне действительно хотелось. Слишком много в моей голове варилось мыслей, с которыми нужно было с кем-то поделиться.

Я кивнула, и супруг тут же подвинул ближе к камину второе кресло, приглашая меня в него сесть.

Не передать, как странно я себя чувствовала. Это место казалось вырванным из какой-то иной реальности. Словно после порядком по трепавшей меня бури мне позволили заглянуть в чью-то чужую спокойную и уютную жизнь, чтобы там ненадолго остаться.

Мы с кайгеном молча смотрели на колышущиеся лоскуты пламени в камине и слушали тишину, нарушаемую лишь треском сгорающих поленьев.

Молчать рядом с мужем в освещённом огнём полумраке внезапно оказалось легко и удобно, так будто мы делали это тысячу раз, как люди прожившие рядом не один десяток лет, без слов понимающие друг друга.

Он взял в руки кружку с чаем, отпил глоток и протянул её мне. Поскольку кружка была одна на двоих, этот его жест показался мне невероятно интимным, как оголённая часть души. Словно он предлагал мне разделить с ним не горячий травяной напиток, а свои мысли и то, что сейчас творилось в его сердце.