По ту сторону синих гор

Только это останавливало Бьёрна от стремления зверя немедленно пометить свою пару. Оэн хотел, чтобы эринейка приняла их обоих. Он всё ещё ждал своего рассвета.

Поднявшись с места, Бьерн подошёл к окну, словно что-то его к нему тянуло, и застыл на месте, неотрывно глядя на разгорающуюся в чернильной бездне небес яркую искру. Она подобно пульсирующему цветку распускала свои лучи-лепестки, затапливая прозрачным сияющим светом дремлющие пики гор, темнеющие громады лесов, заснеженные долины и скованные льдом реки.

Струящееся серебро искрилось в тёмных волосах мужчины, сглаживало шрамы на его лице и отражалось тревогой в глазах оэна Эдерхейда, хмуро наблюдающего за тем, как над Сивильгардом восходит Звезда Вечности.

Времени оставалось совсем мало, и мужчина заторопился. Захватил верхнюю одежду, но не стал забирать принесённый женой ужин. Потом. Надо успеть убраться из халле до того, как зверь услышит зов, и Бьёрн перестанет ему сопротивляться.

В эту ночь все прошедшие оборот мужчины покидали свои дома, потому что эта ночь принадлежала их тёмной, хищной стороне. Тысячи лет назад свет звезды привёл их прародителя Вольха к берегам Ирридэль, и там, в её священных водах, родился первый кайген - человек обуздавший своего внутреннего зверя.

С восходом звезды оголённые животные инстинкты обострялись до предела, и кайгены уходили в лес и горы, где их вторая сущность получала свободу от запретов, наложенных на неё человеком. Сегодня ей позволено было все: жестоко драться с соперниками, доказывая своё право первенства и силы, охотиться на диких обитателей Сивильгарда, пить их ещё не остывшую кровь и есть сырое мясо, жадно заглатывая тёплые сочные куски.

Сегодня пиром правил зверь, и на его пути лучше было никому не становиться!

Спустившись с мансардного этажа, Бьёрн осторожно прошёлся до собственной спальни, прислушиваясь к шорохам за её дверью. Там было тихо. Жена спала, и оэн бессильно уткнулся лбом в дверной косяк, подавляя неудержимую болезненную тягу ворваться в комнату и покончить с изматывающей борьбой с самим собой.

Трясущимися руками, он достал из кармана ключ и закрыл спальню на замок от греха и соблазна подальше.

Зверь бесился, рвал поводки, причиняя Бьёрну уже физическую боль, но пока не мог победить своего хозяина.

С трудом преодолев лестничный пролёт ещё в человеческом обличье, мужчина остановился внизу, чтобы отдышаться, и хищно повернул голову, когда услышал тихий шорох в стороне.

– Сынок...
– из полумрака дома тенью выскользнула Исгирда, с тревогой и беспокойством протягивая к Бьёрну руки.

Её ласковые, пахнущие сдобой и сладостью ладони коснулись покрытого испариной лба, стирая с него вместе с бисеринками пота напряжение и нервозность Бьёрна. Голос матери, её запах и нежность внезапно утихомирили разбушевавшегося зверя, и кайген устало выдохнул:

– Ма... Ты почему не спишь?

– Звезда взошла, - сдавленным шёпотом поведала Исгирда.

Оэн ткнулся губами в её макушку, целуя с успокаивающей теплотой.

– Я видел. Иден вернулся?

– Нет, - замотала головой женщина.

– Хорошо, - вздохнул Бьёрн.
– Закрой все ставни и двери, когда я уйду, и ложись спать. Раньше утра мы с братом не вернёмся.

Исгирда покорно кивнула и тихо пожаловалась:

– Неспокойно что-то у меня на душе...

Мягко подняв её лицо за подбородок, Бьёрн осторожно отвёл со лба женщины выбившиеся из косы пряди, и твёрдо заверил:

– Я никогда не причиню брату зла. Я слишком сильно его люблю, чтобы таить обиду. И тебя люблю. Прости, что очень редко говорю тебе об этом.

– Сыночек!..
– благоговейно прошептала Исгирда, прижимаясь к груди кайгена и утирая выступившие слёзы.
– Спасибо!

Бьёрн усмехнулся, подумав, что благодарить за проявление подобной мягкости матери надо не его, а Рейну, упрекнувшую оэна в излишней строгости к родным. Мысль о ней отозвалась дрожью в затылке, и мужчина отпустил Исгирду, отступая к выходу.

– Мне пора.

Выйдя на улицу, Бьёрн уже зверем ступил на залитый сине-серебряным светом снег и, почувствовав нарастающий словно приближающийся шквал зов, стремглав помчался на восток, где над вершинами синих гор уже сияла ослепительно яркая звезда.

Мне снился странный сон. Кто-то звал меня. Пронзительно и душераздирающе до слёз. Заставляя сердце сжиматься в томительном ожидании возвращения чего-то давно утраченного, отзывающегося в душе тоскливой болью. Будто там, за серым непроглядным туманом, сквозь который я брела наощупь, меня ждал кто-то важный, родной и незаменимый. И мне жизненно необходимо было его найти, потому что без него я задыхалась и умирала.

Я шла сквозь вязкую паутину, путающуюся в моих ногах и руках, брезгливо сбрасывала с себя её липкие обрывки, а зов становился всё надрывнее, пронзительнее, и у меня мутился рассудок от отчаяния и дикого холода, скользкой змеёй сковывающей моё тело.

На очередном шаге я споткнулась, провалившись в холодный сугроб колючего снега, и вдруг открыла глаза, в ужасе озираясь по сторонам.

Вокруг меня возвышались тёмные громады деревьев, в молитвенном жесте протягивающие свои руки-ветви к небу - к таинственно ярко сияющей там звезде.

Она будто слепящее серебряное солнце распускала свои переливающиеся холодными оттенками лучи, и свет их струился живыми ручейками на землю, искрился в снежном покрове леса, затапливая весь мир вокруг синим мерцающим блаженством.

Я словно безумная зажмурилась, запрокидывая к яркой звезде своё лицо, и тело моё пронзило горячей дрожью, наполняя его силой и лёгкостью.

Где-то далеко внезапно раздался одинокий тоскливый вой. Вторя ему, совсем рядом послышался другой, и вскоре эти звуки слились в одну жуткую и леденящую кровь песню, пронзающую ночь своим безысходным отчаянием.

Эйфория, дурманящая моё сознание, исчезла. С отчётливым ужасом я вдруг поняла, что это не сон! Босая, в одной нижней сорочке я стояла посреди ночного заснеженного леса, а где-то вокруг меня бродили и выли какие-то хищники.

Двуединый, как я здесь оказалась?! Что происходит?!

Паника пронзила от макушки до пяток, и зубы мои начали стучать от дикого холода. Я несколько раз ущипнула себя за руку, чтобы проснуться, но ничего не изменилось.

Реальность придавила, как каменная глыба. Я отказывалась в неё верить, полагая, что сошла с ума. И только усиливающийся мороз настойчиво говорил мне, что если я не найду отсюда выход, очень скоро замёрзну, и к утру на этом месте найдут лишь мой окоченевший труп. Правда при условии, что дикие звери не обнаружат и не сожрут меня раньше.