Под сияньем северной Авроры
Шрифт:
– Ага, успехов!
Пошуршав в воде рукой для приличия минут пять, я достала со дна морскую звезду и швырнула ее прямо в охреневшего таким поворотом дела аспиранта.
– А вот это и есть равиоли! Рассматривай! Только в море вернуть не забудь! Пельмешек живой!
Ученые, словно малые дети, сгрудились, рассматривая Plinthaster dentatus. Реально пельмень. Радости-то в глазах сколько, чего нельзя сказать об офигевшей от быстрой трансгрессии морской звезде. Ещё недавно она с упоением жрала губку вместе со своими товарками и морскими ежами, и её напрасно серьёзно побеспокоили.
–
– заключил специалист по морским беспозвоночным Дмитрий.
– Её тут не должно быть! Откуда эта «равиолина» тут?
– Баренцево море очень, очень плохо изучено, знаешь ли, - усмехнулась я, забирая звезду.
– Прикинь, прикол?
«Равиоль» полетел прямиком в море. Нечего... лапать такую красоту посторонним. Знаю я вас, сразу на препараты запустите. На компоненты разберете. Мне это не надо. Пусть живёт. И пусть спокойно доест остатки губки.
– Э-э!!!
– запротестовал Димка.
– Я её не изучил! Ты что!
– Ну иди, поймай, - предложила я.
– Ты далеко зашвырнула, я не найду, - пробурчал учёный.
– Эх... Какой был «пельмень»...
Антон скрестил руки на груди.
– Технически это не рыба, - заключил он.
– Да, форма похожа, но это не пельмень. Вернее, не рыба-пельмень.
С огромным трудом я остановила резкий рост клыков в своем рту. Мысль в голове была лишь одна: «Наказать нечестивца! Загрызть! Да как он смеет! Да что этот человечек вообще себе позволяет! ПОКАРАТЬ!!!»
– Антон, - по-отечески добро сказал Денис.
– Я не знаю, как у вас в Медвежьегорске, но у нас Мурманске ТАК не демонстрируют девушке свой интерес. Это уже конкретный наезд, а не признание, друг мой. Ты б задумался над своим поведением, вот правда.
Внезапно я остыла. И правда, чего это я завелась. Это же обычные реакции людей. Иногда даже самые умные люди резко тупеют, когда речь заходит... о личном, так скажем. Возможно, уже завтра Антон пожалеет о том, что сегодня чудил. К тому же технически именно я виновата. Я же пошутила про Сметану и пельмени...
– Антон, а если я извинюсь перед тобой за дурацкую утреннюю шутку про прикормку, ты перестанешь дуться?
– предложила я.
Антон неверяще посмотрел на меня.
– Серьезно?
– Более чем.
Тоха почесал затылок и довольно заулыбался.
– Ну... Будем считать, что я извинение из твоих уст уже услышал, и они приняты.
– Вот и чудно, - подытожил Денис.
– Мир-мир-мир... О-хо-хо...
Ученые, разочарованные пропажей удивительного «пельменя», стали расходиться кто куда. А Денис сокрушенно вполголоса пробормотал:
– Вот говорил же начальству: не присылайте молоденьких девушек, особенно хорошеньких... Вечно из-за их присутствия в любой экспедиции проблемы начинаются... Не работа, а сплошные отношенческие разборки.
* * * * *
Мы с Сэйнтом неторопливо брели вдоль берега.
Романтика. Убери прорезиненные робы и удлиненные резиновые сапоги, так вообще зашибись. Ну да, Баренцево море - оно не для слабаков. Тут не всегда даже летом в купальнике пробежишься: ветра такие, что мама, не горюй.
– Скоро
начнет садиться солнце, - заметил парень.– Не начнет. Полярный день, - уверила я.
– Ты что, не заметил эту фишку вчера?
– Меня вырубило, - признался таец, швыряя камешек в море.
– Самолет, переезд, все дела... Устал страшно, некогда было рассматривать, что да как. Наверное, это интересно.
– Ну вот так будет часов до пяти утра, а потом снова станет именно день-день. Это правда тяжело с непривычки. Сидишь и ждешь: мол, сейчас солнце сядет, я и спать лягу. Вот-вот, ну же, ну... А оно не садится и не садится...
– Я, наверное, не усну, - заметил Сэйнт.
– Привык, когда день - это день, а ночь - это ночь. Южные ночи прекрасны в своей необъятной густой черноте. А это непонятно что.
– Зимой приезжай, - хихикнула.
– Будет сплошная полярная ночь. Бесконечная ночь. Шика-а-арные ощущения, гарантирую.
– Лучше уж вы к нам, - шутливо сказал таец.
– Я люблю тепло. У вас красиво, бесспорно, но ужасно холодно.
– Многих иностранцев это не пугает. Знаешь, к нам в Мурманск частенько приезжают молодые семьи китайцев, - неожиданно принялась рассказывать я.
Сэйнт остановился, внезапно заинтересовавшись.
– Зачем?
– Есть такое китайское поверье, что ребенок, зачатый под северным сиянием, будет неимоверно удачлив. Особенно первенец. Типа он как Нео из «Матрицы» - избранный. Особый. Уникальный. Самый-самый. А еще, как китайцы считают, зачатый ребенок всенепременнейше окажется мальчиком, то бишь наследником. Едут эти бедолаги на последние шиши, жрут один «Роллтон», спят в палатках... зимой, прикинь? Приезжаешь, бывало, в Териберку к морю, а там весь берег китайскими палатками уставлен. Везде сугробы, вьюга завывает, палатки трясутся... Но отнюдь не от ветра, - хихикнула я.
– Китайцы детей делают?
– улыбнулся Сэйнт.
– Ага. Частые гости зимой у нас, короче. Если ты заметил, многие надписи в магазинах продублированы на китайском именно поэтому. Такой локальный прикол. Казалось бы: где Китай, и где Мурманск, но...
– Забавно. Делать детей лучше под северным сиянием. Звучит как вполне конкретный призыв, если честно, - облизнулся таец.
– Отличный слоган для мурманского туризма.
– До северного сияния ещё рановато, - усмехнулась я.
– Это осени тебе надо дождаться, хотя бы так. Но лучше зимы. Северное сияние смотрится эффектнее зимой, вот честно.
– А раньше вообще никак?
– неожиданно жадно спросил парень.
– Бывает и раньше, - согласилась я.
– Если интересно, установи себе приложение «Aurora». Есть такое, можно через него узнать всю необходимую информацию о появлении северного сияния.
– Спасибо за идею. Я правда хочу посмотреть.
– Невероятно красивая вещь, - причмокнула губами я.
– Представь: черное небо... И тут появляются изумрудно-зеленые всполохи... Ох... Красота. Цвета могут быть разными, на самом деле, я и малиновое с желтым сияние видела, но мне больше нравится зеленое. Невероятно эффектно, как по мне. Такая... искрящаяся изумрудно-жемчужная вуаль, наброшенная на черный бархат неба. Вуаль, колышущаяся в такт музыке сфер.