Поэзия английского романтизма XIX века

1820

Лето и зима Перевод С. Маршака

[432]

I

Был ослепительный июньский день. Тревожить воду ветру было лень. На горизонте громоздились кучи Плавучих гор — серебряные тучи. И небосклон сиял над головой Бездонною, как вечность, синевой. Все радовалось: лес, река и нивы. Поблескивали в роще листья ивы. И шелестела в тишине едва Дубов столетних плотная листва…

432

Лето и зима. — Опубликовано Мэри Шелли в 1829 году.

II

 Была зима — такая, что с ветвей Комочком белым падал воробей. Закованные в ледяные глыбы, В речных глубинах задыхались рыбы. И до сих пор не замерзавший ил В озерах теплых, сморщившись, застыл. В такую ночь в печах пылало пламя, Хозяин с домочадцами, с друзьями Сидел и слушал, как трещит мороз… Но горе было тем, кто гол и бос!

1820

Башня голода Перевод А. Ибрагимова

[433]

Среди развалин крепости старинной, Где жил — теперь исчезнувший — народ, Где Жалостью оплаканы руины, — Обломком, уцелевшим в бездне вод, Взметнулась Башня Голода, темница; Всех узников здесь ждал один исход: Им рок судил отчаяньем томиться, Пока фитиль не выгорит дотла И масла весь запас не истощится. Кругом вздымались гордо купола, Соперничая блеском с медью вратной; Поодаль сила денег возвела Тенистые, с прохладой благодатной Беседки, павильоны, но в тени Громады этой, величаво-статной, Терялись, незаметные, они. О, если б некий грозный дух возмездья Слетел сюда, где, словно искони, Плывут красавиц яркие созвездья; И если б отразил, верней стекла, Всю прелесть их — и глубину бесчестья. Да обратятся в мрамор их тела!

433

Башня голода. — Опубликовано Мэри Шелли в 1829 году.

1820

Аллегория Перевод В. Рогова

[434]

Из адаманта смутного портал Зияет на дороге бытия, Которой рок идти предначертал; Вокруг, вражды извечной не тая, Ярятся тени, словно между скал Клубятся тучи, буйны и густы, И воспаряют к вихрям высоты. Проходят многие своей стезей, Не зная, что теней [] [435] Идет за каждым — даже там, где рой Умерших нового пришельца ждет; Иные остановятся порой И пристально глядят на мрачный вход, Да и они узнают лишь одно: Что от теней спастись им не дано.

434

Аллегория. — Опубликовано Мэри Шелли в 1824 году.

435

Пропуск в авторской рукописи.

1820

Странники мира Перевод В. Микушевича

[436]

Светлокрылая звезда! Неужели никогда Не находишь ты гнезда И летишь поныне? Молви, месяц-нелюдим! Бесприютный пилигрим, Странствуя путем своим, Ты грустишь поныне? Ищешь, ветер, ты во мгле, Нет ли места на земле, Хоть на ветке, хоть в дупле, Хоть в морской пучине…

436

Странники мира. — Опубликовано Мэри Шелли в 1824 году.

1820

Смерть («Смерть ошую, одесную…») Перевод А. Парина

[437]

Смерть ошую, одесную. Смерть косит напропалую. Стонут воздух, хлябь и твердь: Всюду смерть. Мы сами смерть. В робе смерти, как в броне, Все, что в нас, и все, что — вне. Наши чувства, наши знанья, [Наши страхи и страданья] [438] . Первой радость в нас умрет, И мечте придет черед. Оплатив долги живьем — К праху прах — и мы умрем. Все, что свято нам и любо, Смерть в могилу тащит грубо. А предмет любви спасешь, Так любовь пойдет под нож.

437

Смерть («Смерть ошую одесную…»). — Опубликовано Мэри Шелли в 1824 году. На месте восьмой строки в оригинале пропуск.

438

Пропуск в авторской рукописи.

1820

Доброй ночи Перевод А. Голембы

[439]

I

«Доброй ночи»? В самом деле? Нет! Останься до утра! Ангел милый, неужели Расставаться нам пора?

II

«Доброй ночи»? Слово чести, До разлук я не охоч; Доброй — разве что из лести Назову такую ночь!

439

Доброй ночи. — Стихотворение опубликовано Ли Хантом в 1822 году. Было переведено самим поэтом на итальянский язык.

III

Ведь сердцам, что пламенели С ночи до зари сам-друг, «Доброй ночи!» в самом деле, И сказать-то недосуг!

1820

Орфей Перевод В. Рогова

[440]

А.

…Отсюда близко. Там, с холма крутого, Венчанного дубами, видеть можно Пустырь бесплодный; по нему течет Ручей — глубокий, узкий, черный, вязкий; На нем нет ряби, светлая луна Вотще сияет, в нем не отражаясь. Пройдя по голым берегам, дойдете До темного пруда, ручью истока, Окутанного непроглядной ночью, Ютящейся в сени скалы, нависшей Над тем прудом, — там бесконечна тьма, А рядом с ней трепещет нежный свет, Стремящийся с возлюбленною слиться, — От Пана так Сиринга убегала, А ночь от дня бежит и хмуро, гневно Небесные объятья отвергает. В холме зияет черная пещера, И вьется, выскользая из нее, Туман белесый, тоньше паутины, Его дыханье смерть несет всему: Он камень оплетет, затем, разметан Порывом ветра, вдоль ручья летит Или, в расселинах застряв, убьет Червей сонливых, если попадутся. А на краю скалистого обрыва Застыли кипарисы — не такие, Что, красоты и трепета полны, Пронзают ваш лазурный небосвод, В чьих ветках ласково играет ветер, Боясь нарушить строгую красу; Нет, ветви их поникли утомленно, Цепляясь друг за друга, и вздыхают Они, сгибаясь под ударом вихря, И всё дрожат — обветренное племя!

440

Орфей. — Стихотворение опубликовано в 1862 году.

Орфей— сын речного бога Эагра и нимфы Каллиопы. По наиболее распространенному мифу, Орфей изобрел музыку и стихосложение. Музыка Орфея заставляла растения склонять ветви, камни — двигаться, укрощала диких зверей. Эвридика— жена Орфея, умершая от укуса змеи. Орфей отправился в подземное царство, и Иления своей чудесной игрой растрогал Аида и Персефону; они разрешают ему увести с собой Эвридику обратно на землю, но при этом он не должен оглядываться на идущую за ним Эвридику. Орфей не смог противиться мольбам жены, он оглянулся и безвозвратно потерял Эвридику.

Хор

Но что за чудный звук — чуть слышный, скорбный, Но сладкозвучнее, чем лепет ветра, Скользящего меж храмовых колонн?

А.

То голос лиры-странницы Орфея. Его несут ветра, вздыхая горько О том, что их отторг жестокий царь От воздух насыщающих звучаний; Но, уносясь, они с собой влекут Звук гаснущий, кропя им, как росой, Сознание.

Хор

А он еще поет? Я думал, арфу в ярости он бросил, Когда лишился Эвридики.

А.

Нет! Сначала он безмолвствовал. Олень Затравленный помедлит у обрыва Над быстрою рекой — собаки близко И лают громко, стрелы настигают, — И прыгнет он; так и Орфей, терзаем Клыками жадной, ненасытной скорби, Стал, как менада, лирой помавать И вопиял: «Там, где она, — темно!» Затем исторг из струн гремящих звуки, Ужасные, глубокие! Увы! Давным-давно, когда, ему внимая, Прекрасная, с лучистыми глазами, Сидела Эвридика рядом с ним, Он о небесном и высоком пел. Как ручеек в чеканке мелких волн Под ветерком весенним блещет ярко И многогранно отражает солнце, Струясь напевно в берегах зеленых, Не умолкая, вечно чистый, свежий, Так песнь его текла — сверкали в ней Восторг глубокий, нежная любовь, В ней, отпрыске амброзии небесном. Но то прошло. Вернувшись из Аида, Он сел на одинокий, грубый камень, Покрытый мхом, среди долины голой, И полноводный и глубокий ключ Его неиссякаемого горя Звук песни гневной к небесам вознес. Как водопад могучий разделяет Потоком быстрым две сестры-скалы И устремляется с ужасным ревом По крутизне — его исток не сякнет, Он прядает, и в воздухе стоит Рев громкий, яростный, но гармоничный, И поднимается завеса брызг, Облачена в цвета Ириды [441] солнцем, — Так бурный ток его великой скорби Одет в сладчайшие слова и звуки Поэзии. Не как творенья смертных, Не высыхает он, и вечно в нем Могущество, и красота, и мудрость Божественной поэзии звучат, Сливаясь гармонично. Видел я, Как южный ураган прорежет небо, Гоня гряду крылатых облаков, Которым никогда не отдохнуть, Гонимым ярым пастухом, а звезды Мигают робко, тускло из просветов. Но небосвод очистится, и купол Благого Неба в огненных цветах Объемлет землю; тихая луна Прошествует стремительно, но плавно, Вставая за восточными холмами. О небе, о светилах говорю я, А не о песне; но, чтоб вторить ей, Пусть одолжит природа мне слова, Неведомые ранее, иль нужно Взять от ее творений совершенных, Чтоб выразить Орфея совершенство. Он более на каменном престоле Не восседает средь пустыни голой: И падубы узлистые, и сосны, И кипарисы, в ком движенье редко, И цветом с морем схожие оливы, И вязы, что опутаны лозой Ползучею, роняющею гроздья, И заросли терновника в багряных Цветах, и милые влюбленным буки, И плачущие ивы — все, насколько Позволят их величина и тяжесть, Престол обстали, и сама Земля Из лона материнского ему Цветы звездоподобные прислала И травы благовонные — ковром Устлать тот храм священный, что воздвигла Его поэзия; у ног его — Львы хмурые, и резвые козлята, Бесстрашны от любви, к нему идут, И червь слепой как будто слышит песню. Безмолвно птицы головы склоняют На нижних ветках; даже соловей Ни звука не проронит в состязанье, Но внемлет, песнопеньем зачарован.

441

Ирида— богиня радуги.

1820

Минувшие дни Перевод К. Бальмонта

[442]

Как тень дорогая умершего друга, Минувшие дни Приходят к нам с лаской в минуты досуга; Надежд невозвратных в них блещут огни, Любви обманувшей, мечты невозможной; Как смутные призраки, с лаской тревожной Приходят к нам прошлого дни. Как сны золотые пленительной ночи, Минувшие дни На миг лишь один устремляют к нам очи, И так же, как сны, нам отрадны они. В них самая мука нежнее, чем счастье; Как солнечный свет после мрака ненастья, Нам дороги прошлые дни. Приходите вы из пучины забвенья, Минувшие дни. Взирая на вас, мы полны сожаленья: Вы снова умчитесь, — мы снова одни. И, как мы над трупом ребенка рыдаем, Мы смех наш минутный слезой провожаем, Погибшие прошлые дни!

442

Минувшие дни. — Стихотворение опубликовано в 1870 году.