Поле Куликово

По окончанию торжеств всех Владимир в Киеве вокняжился, как то и подобает князю великорусскому.

Люди достойно его приняли и хвалу вперед возложили, усмотрев в лице его какую-то благодать и величие сокровенное.

Князь Святиполк вместе со своей Федуньей и сыном младшим Ярославом в земли древлянские удалился, напоследок Владимира о том же упредив и дав понять, что в дела его вмешиваться не будет.

– То дело теперь твое, княжеское, и всея Руси великой. Так говорю, потом как знаю, что велика она. Сам обошел всю со всех сторон. К северу, правда, сильно не удалялся, окромя земель новгородских, да и на восток далеко не ходил. Но знаю, что и там люди русские проживают. От стариков то слыхивал сам. Есть среди тех земель их родные, давно туда переселившиеся еще при бабке твоей Ольге, а кто и еще раньше. Обойди теперь ты сам все те стороны и усмотри земли самостоятельно. Особо те стороны, куда я не дошел. Где же я свою рать оставил, там можешь спокойным быть. Туда ходи реже, но вниманием княжеским не обидь, ибо все люди и все понимания или чего другого хотят. Воздай славу воинству всякому и создай традиции все, о которых я тебе сам говорил. Пусть, они свято соблюдаются и передаются по роду ратному какому в века. Создай полотнище свое княжеское по тому сходству, что я усмотрел вначале. Бель в голубизну переходяща должна быть, как свет денный в неба голубизну уходящий.

Лик Перуна в лице своем отобрази. Пусть, будет так и всякий знать о твоем приближении издалека будет, так как полотнище то высоко над головами подниматься будет. Созови мастеровых каких, и пусть они жезл твой княжеский сотворят в подобие знатному величию рода твоего. То знак силы будет Киевского княжества и всей Руси огромной. Так повелеваю я напоследок, уходя в земли другие, чтоб помощью там тебе стать и люд к иному делу готовить.

Какому?- спросил тогда Владимир, удивляясь речи Святиполка.

Не знаю пока, но думаю, скоро то состоится. Уже сны мне снятся по тому и вижу я твой лик в желтом свете обрамленный, словно в солнце самом состоишь. Ну все, князь, прощевай до времен других. О детях позаботься, яко о своих. Пусть, силою тебе растут и помощью великой.

На том они и распрощались. Вышел провожать князя весь город Киев. Дело было к осени уже и холодать рано начало. Некоторые на головы уже шапки поодевали, чем-то схожие на монастырские по форме. Князь пеша по суши подался, не схотел на лодии плыть.

– Пройдусь, - сказал он, - напоследок по земле русской, чтоб память обо мне осталась, и я ее в сердце своем сохранил.

Плакали многие тогда, князя провожая, и шапки поснимали в знак уважения к трудам его и к нему самому, как человеку великорусскому.

– Князь-то наш простой и всегда им оставался, хоть и с земель других прибыл. Жаль, что так мало прокняжил среди нас. Мог бы побольше в Киев-граде состоять, - так говорили сами люди.

Федунья - жена княжеская горько плакала также, яко и люди те. Видела, как князя, мужа ее уважают и в том заслугу и свою усматривала. Поклонилась она до самой земли люду тому, возле брега собравшегося и рукой взмахнула при этом, затем руку ту к сердцу ближе поджимая.

– Кланяюсь вам, люди русские, киевские и другие, что воочию попрощаться пришли. Спасибо за доброту вашу и за помощь как мне, так и сыновьям княжеским, мал от мала в гору по летам идущих. Присмотрите за ними. Пусть, также людьми станут и будут для вас опорою в делах каких. На вас всех все то возлагаю и прошу об том, как мать всех тех детей моих...

Долго еще длились подобные беседы и только к обеду ближе колонна та в путь двинулась. Провожали ее далеко от Киева. И по реке по слабому льду плыли и по суше везде ходом шли. Лес трещал по округе, первый снег, пролетая, осыпь небольшую давал, а на самой реке корка та ледяная вздымалась и шум свой воссоздавала.

– Так вот и я по земле русской прошелся, - думал про себя Святиполк, - треск небольшой поднимая и путь какой-то новый для всех прокладая. Знать и Владимиру то предстоит, раз по следу моему идет и путь сей всяк провозглашает.

А оно и взаправду так было. Владимир с Добрынею еще долго след в след шли и князя провожали. Изредка кто из рати его в рог трубил, и шум воссоздавал, отчего зверь лесной вглубь забирался или в поля расходился.

– Видь, как бежит, - говорил Добрыня Владимиру, указывая на то, - знать силы той боится и всегда уходить будет либо в чащобу лесную, либо в поле. Надобно то запомнить и испытать затем.

И здесь князь Святиполк потрудился, путь в охоте для всех обозначая. Так оно и пошло затем на Руси. Как на охоте - так в рог трубить надобно.

Уже позже все то делать по-настоящему обучились, собак привлекая и всякие заслоны, становя или загоны.

Тогда же, попросту шли, в рог трубили. Зверь, если показывался - то его и стрелили - стрелу значит пускали.

От того и пошло, что стрелять по кому-то или чему-то. А коли в лес, чащобу уходил, то за ним не гнались, говоря так:

– Знать, то Богу нашему ведомо, чтоб зверь сохранился. Пущай живя себе на природе. По другой весне бить, стрелить будя.

Природа и обозначала тогда первоначально прирост животных или людей. Буквально, это обозначало - при родах, что гласило о потомстве. Уже значительно позже это слово приобрело весь ему полагающийся смысл. В силу же вековых традиций сие обозначение остается неизменно коренным в обозначении всякой жизни.

Так вот.

Еще долго шли, аж до самых сумерек люди по следу Святиполка и только к ночи ближе назад повернули. Кому и заночевать пришлось. Но тогда люди леса не боялись и во всяком звуке только ублажь лесную усматривали.

То тетерева хохотом заходились об вечерней звезде извещая, то сова к себе мышь, другое кликала, то филин, в небо взмывал, крыльями лопотал, чтоб дичь вспугнуть, а затем на лету вниз броситься.

Иногда волк завоет в тяжбе своей голодной. Заец тот вой услышит и вмиг в сторону иную бросится, где его и поджидают волки иные. Волк охоту свою делать умел, только люди того мало понимают и по большей части сами себя в том диком звере усматривают. Тогда же говорили так:

– Зверь ночной на работу вышел. Знать и нам спать пора. Утро придет - вот друг друга и заменим.

Так вот оно и шло, из века в век переходя по роду охотному какому. И только, когда на свет много умников воспроизвелось от того же дня, теплом богатого, вот тогда все перекрутилось и дымом в небо взвелось от излишеств дел охотных всяких.

И днем, и ночью не было покоя зверю какому. Не знал он, где и осесть ему. Оттого и перевелся он на исконно русской земле и вглубь лесов, чащоб ушел где, а то и вовсе исчез в местах каких.

Были тогда и тетерева, и глухари, на тетеревов схожие, лис был, соболь белый пушистый и бело-голубой. 0 волках и говорить не приходится. Медведь бурый возле порогов Днепра состоял и к Киеву ближе. Лось, косуля, коза значит, олень приднестровский.

Сейчас того и не знают, потому как истребили всего, как и всякого зверя пушного. Только заяц, лиса, волк иногда и остались. Кабан был в изобилии великом. Тур был, чем-то схожий на беловежского зубра.

Рысь была, правда держалась особно мест ближе пустынных. Тигр в хащах лесных состоял. Это он позже вглубь уссурийских лесов ушел, да там и прижился от того, что людей мало было.