Поле Куликово

Пройдя земли все те сиверские, князь в Новгород возвратился, а затем, забрав жену и детей, в Киев отправился.

Рогнедь вновь подарила сына ему за его отсутствие. Имя, правда, сама дала, так как Владимира долго не было.

Уж, думала и погиб ты в лесу том дремучем, - говорила Рогнедь тогда, князя-мужа своего повстречав, - от того и сына нашего в честь твою назвала Владимиром.

Негоже как-то это получается,- сказал Владимир, - я ведь живой еще. Давай, другое имя дадим.

Нет, пусть, так будет, - не согласилась жена, да на том оно все и осталось.

И это не замедлило в историю рассказов-летописей каких войти.

Имя отрока-сына того, во славу отца идущего, так же часто путают и другое, что как факт жизни приводят. Хотя во многом именно за него правильно отражено в летописях скороспелых, тоесть сочиненных по краткому обзору той Руси, что была на момент самого написания.

Но возвернемся к князю самому и продолжим летопись свою, из уст Бога самого исходящу.

Итак, забрав жену и детей своих, князь Владимир двинулся на Киев. Где бы не проходил он, в каких землях не побывал - везде величали его и радостно встречали.

Будь славен, князь наш Владимир, - говорили люди, по старому русскому обычаю хлеб поднося на простом полотнище, чтоб руками его не брать.

Будьте славны и вы, люди, - отвечал так же князь, радушно гостинец тот принимая, целуя и надвкушая небольшую часть его.

Хлеб тот испеченный на углях был, сам по себе невелик. Оттого кусать его просто было.

Это уже позже, когда Русь Россией взошла и стал коровай водиться, тогда кусочек отрывать стали и есть его с солью.

Поэтому же, тот хлеб хлебцом назвали, так как он мал был и пресен по-своему, тоесть мало пышности в нем было.

Гостинец же так звался из-за того, что так только гостей встречали из земель других. Оттого и повадилось слово гостинец, чуть позже в подарок, дар обозначенное.

Так ехал князь аж до самого Киева. Отовсюду его люд крайний приветствовал и свою хвалу воздавал. Было немного не по себе от того Владимиру и всяк при встрече какой он жене говорил:

Видно неспроста так люд меня величает. Что-то здесь тайное сокрыто.

Что ж тут тайного?
– отвечала жена.- Хотят люди тебя так величать, то и называют по-своему. Любят они тебя сильно.

Так-то оно так, - говорил Владимир, - но здается мне, что днесь воочию, что сотворится с тем людом общим. От того и величают так.

Ой, что ты говоришь, князь, муж мой Владимир, - испугалась жена, - еще беду какую накличешь.

Не беду, а радость, - ответил князь, да на том и умолк, понимая, что разговор тот ни к чему не приведет.

Так они и ехали до самого Киева в думах и мыслях самостоятельных и только уже пред чертою града у ворот, впредь Золотыми обозначенными, и сказал князь задумчиво:

– Буду въезжать я через ворота сии на белом коне, а на голове у меня другая убрань, схожая с короной царскою, как то было когда-то в землях других. Отец, да и бабка сказывали про то. Рад будет весь люд этому, и всяк от мала до велика к реке пос ne шит, вплавь те деревянные погосты пуская, - и князь указал на идолов Перуна и Сварога в едином лице, его же отображающем.

И снова жена в слезу ударилась.

– Ой, что ты говоришь, князь Владимир. Неужто, Перуна - бога нашего, вплавь запустишь? То ж смерть твоя падущая. Как так может быть с тобою?

Не ответил на то Владимир, так как ответа и не знал тогда. Но сказал по-своему все же:

– Буду знать я тогда, что делаю и зачем. И люди про все то знать будут.

Так и въехали они в ворота те, да на том разговор и состоялся.

Спустя время небольшое Владимир снова в поход собрался. На этот раз по завету Святиполка в земли восточные и восточно-сиверские подался.

Жена вновь уже бренной была, потому князь сказал ей так:

Сама назовешь, как на ум придет ко времени того рождения. Я же возвернусь - переименую, коль надо по-своему. А может и имя то оставлю. Вобщем, посмотрю, яко в уме ты сама состоишь, - и князь усмехнулся.

Обиделась тогда жена и сказала:

Коль дурой считаешь - то так и обзаведись другою. Я же усмерть в реку пойду. Не смогу помириться с тем.

Не про то говорю, княжна, - посуровел Владимир, - велю рассудок свой применить, а не бабскую лепость какую. А по тому и об уме судить буду. Так велю я тебе, потому как бог наш сам того хочет.

Откуда ведаешь ты?
– засомневалась Рогнедь, и глаза ее вновь живостью блестеть начали.

Сам Бог говорит мне то, - ответил князь и постучал пальцем по своему виску, показывая на оное, всем известное место.

Правду, говоришь?
– удивилась жена и к мужу потянулась, чтоб то же услыхать.

Так не услышишь, ответил князь, - у себя, должна то слышать. То, как голос какой внутренний. От чрева живота он состоит и в каждом рождается самой природою. Так мне Бог говорит. Ладно, делай то, что говорю. Приеду, поговорим более дробнее.

На том их беседа и прощание завершилось.

Князь в земли восточные подался, а княгиня вскоре дочерью обзавелась следующей.

– Что-то не дает тебе бог сыновей больш,- удивилась Рогнедь, узрев младенца в женском величии, - уж, не хочет ли он и тебя у меня отнять? Назову я ее Опронежью, да пусть, так и будет. Это первое, что на ум взошло, как муж то и велел мне.

Так оно и состоялось. Дочь Опронежью звалась и с именем тем в жизнь вступила. Весть долетела эта аж до самого князя, в походе состоящего.

– Что ж, - сказал он тогда, - дочь, так дочь. Пусть, и будет имя то, что она дала ей. Знать, смысл в этом имеется какой-то. Подождем - увидим. Может, что нам и откроется.

Мало тогда, кто князя слова понял, но все ж кое-что запомнил. И уже позже, в случае дня иного, говорил по-другому, а как - далее ясно будет из текста сего.

Пошел князь далее вскоре достиг мест радонежских, и пошел еще вглубь их. Вновь приходилось лес рубить, дорогу прокладая. Долго шли они, с самой природой сражаясь. Вконец, дошли до земель, пред ними полем расстилающихся.

– Неужто, то земли половецкие?
– удивился князь сам, - заблудли что-ли мы в краю этом?

Но со дня следующего убедившись, что они туда, куда надобно путь держали, тот же князь сообщил рати своей:

– Знать, не вся земля русская Святиполком обойдена доподлинно. Видно тянется она аж до самого солнца восхода. Нет надобности туда идти далее нам сейчас. Надо клич дать. Пусть, люди сами сюда переселяются, города обоснуют и живь всякую растят. Meста слободные здесь, всякому хватит. Зерна много высеять можно. Хлеба богато будет. Значит, Русь еще больше утвердится в деле оном и люди сюда пойдут, таща в свои дома, закрома зерна всякого от земли, по лесу свободной.