Поле Куликово

– Эко, дьяволы, разлопотались!
– пробасил Гришка Бычара, поднявшийся наверх, поскольку воротники остались без дела.
– Хошь бы нам чего сказали.

– Успеем - наговоримся.

Мальчишка, пробравшись под ногами взрослых, просунулся между зубцами и, повиснув над рвом, закричал:

– Эй, кумысники, ступай сюда, свиное ухо дам на закуску!

– Я те дам!
– ополченец ухватил его за штаны.
– Брысь отсюдова, не то без уха оставлю!

По команде десятника мальчишек стали хватать и спроваживать вниз по приставной лестнице. Адам хотел спровадить и знакомых девиц из княжеского терема, но за них попросили воротники, только что опроставшие корзину пирогов. Вступился и Вавила:

– Пущай посмотрят. Анюта, может, знакомых приметит.

Мурзы, наконец, закончили совещание и четверо рысью направились к стене. Среди четвёрки выделялись тот же в золочёной броне и широколицый, с бычьей шеей воин в стальной мисюрке с орлиным пером. Из-под его серо-зелёного халата поблёскивало оплечье байданы. Он первым подъехал ко рву так, что можно было рассмотреть нестарое лицо с отвислыми усами. Задрав голову, обежал взглядом стоящих между зубцами, ни на ком не задержался и по-русски, почти не искажая слов, заговорил:

– Я - тысячник Шихомат, шурин великого хана Тохтамыша - вашего царя. Есть ли в Москве великий князь Дмитрий?

Стало тихо на стене, люди пытались расслышать мурзу. Адам почувствовал: на него смотрят, и придвинулся к стрельнице.

– Великого князя Донского нет в Москве.

– Кто есть из великих бояр князя Дмитрия?

Адам замялся, и тут пушкарь Беско крикнул:

– Я - самый великий здеся! Чё ты хочешь, мурза?

Народ засмеялся, тысячник снова обратился к Адаму:

– Почто молчишь? Где - ваш воевода?

– Я - воевода. Говори мне.

Мурза казался озадаченным, перекинулся словом со своими и поднял голову:

– Почто сгорел город? Почто мосты сожжены? Почто заперты ворота детинца? Разве вам - неведомо, что уже близко ваш повелитель - великий хан Тохтамыш? Почто не высылаете бояр и попов для почётной встречи?

– Вот это - новость!
– удивился Адам.
– А мы тут сидим, ничего не ведая. За што ж нам - этакая честь от хана?

Народ загудел, засмеялся и смолк - по знаку одного из наянов с десяток степняков помчались ко рву.

– Я сказал тебе, боярин. Вели отпереть ворота, готовьте посольство для встречи и дары.

– Много ль подарков надобно? Сколько людей идёт с вашим ханом?

– Свита при нём - небольшая. Мы посланы проверить дорогу. Спеши, боярин. За послушание хан Тохтамыш пожалует бояр и церкви тарханами, чёрных людей - пашнями, лесами и водами, а также ремёслами, коими они владеют.

– Эва! Моё и мне же посулили!
– крикнул Беско.
– Ловки!

– Знаем ваши милости!

– Клеймо - на голяшку, колодку - на ногу, рогатку - на шею.

– Да бич в придачу.

– А детей - в мешок, девок и баб - на подстилку, старух и стариков - собакам на корм.

– Тихо, мужики!
– урезонил Адам.
– Слышь, мурза? Мы оттого сидим взаперти, што запоры наших ворот заржавели. Хоть помирай тут. Может, ты оттоль попробуешь, снаружи?

– Лбом!
– рявкнул Бычара, вызвав смех.

Тысячник, видно, собирался продолжить увещевания, но к нему подъехал воин в золочёной броне, быстро и резко заговорил. Адам спросил Вавилу:

– Ты понимаешь?

– Ага. Он говорит: мы-де издеваемся над ними и пора показать нам плеть. Как бы не влетело от князя за этакой разговор?

– Што, Остей им ворота отворит?

– Эй, боярин!
– крикнул ханский тысячник.
– Ты слышал моё слово. Коли не исполнишь, Москва за то головой ответит!

Отстранив Вавилу, рядом с Адамом встал Олекса. Он был в чёрном панцире и блестящем остроконечном шлеме с откинутой личиной. Не дождался витязь княжеского приказа потрепать Орду и не вытерпел, поднялся на стену:

– Слушай меня, мурза, и передай хану. Московские ворота для него закрыты. Ежели не хотите лоб себе разбить - ступайте подобру.

– А за дарами не постоим, - добавил Адам.
– По бедности хана Москва готова дать ему откуп - пусть назовёт условия.

Толмач рядом с золотобронным воином переводил ему слова москвитян. Воин завизжал, потрясая плетью.

– Он кричит: это его условие, плеть то есть.

Всадники, рассыпаясь, поскакали в разные стороны вдоль стены. Галдели, тыча плётками в москвитян, некоторые на скаку метали длинные копья в ров: вонзаясь в дно, копья оставались торчать в воде. Следя за всадниками, ханский шурин и золотобронный что-то обсуждали.

– Шугануть бы их - ров меряют.

– Эй, мурза!
– крикнул Олекса.
– Вели своим отъехать от стены. Не то худо будет.

Адам потянул со спины самострел.

Шихомат засмеялся, отдал какой-то приказ, всадники, останавливаясь, выхватывали мечи и грозили москвитянам. Со стен ответили свистом, насмешками, бранью. Кто-то швырнул дохлую крысу: "Хану подарок!" Мужичонка в затрапезном полукафтане спустил портки, выставил в стрельницу голый зад, согнувшись, просунул между ног бородёнку и закричал:

– Поцелуй, мурза, красавицу!

Золотобронный воин вздыбил коня надо рвом, тыча рукой в стоящих на стене людей, стал что-то выкрикивать.

– Какая муха его укусила?
– удивился Адам.

– Тихо!
– Вавила наклонился вперёд, вслушиваясь, обернулся и нашёл глазами девушек, которых ополченцы пропустили вперёд. Анюта, прижав к груди руки, стояла между зубцами соседней стрельницы. Её глаза на лице, залитом бледностью, словно околдованы змеиным взглядом - так и кажется: сейчас шагнёт за стену. В выкриках мурзы всё время повторялось: "Аньютка!"

– Ты слышишь, Олекса? Он кричит: у нас, мол, полонянка ево, требует выдать, грозится адом.

Олекса кинулся к девушкам, отстранил Анюту и поднял кулак в железной перчатке:

– Вот тебе - полонянка!

Мурза взвизгнул, развернул на месте танцующего скакуна и помчался прочь. За ним - ханский шурин. Степняки отхлынули от стены. Олекса держал девушку за руку.

– Это - он? Тот, кому тебя продавали? Сын хана?

В её глазах заблестели слёзы.

– Ох, не знаю, Олекса Дмитрич. Больно похожий. Все они - похожи, проклятые.