Поле Куликово
Шрифт:
За отрядами охранения проглянула светлая полоса - не далее чем в полуверсте от них, похожая на пенящийся гребень посреди спокойного озера. Сначала Мамай принял её за вытянутый увал, где зацепился туман, и вздрогнул от холодка - то стояло чужое войско. Длинник пехоты, белея рубашками и кольчугами, был недвижен и строг, лишь впереди него рыскали конные отряды. "Так мало?!" - Мамай боялся поверить глазам, и позади передового полка увидел всю русскую рать. Она перегородила поле от Смолки до Нижнего Дубяка - ни объехать, ни обойти. Будто все дороги на Русь сошлись здесь, в треугольнике Непрядвы и Дона, потому что за русской ратью на склонах холмов и в отлогих распадках близ Непрядвы стояли тысячи повозок, там паслись и тысячи тягловых лошадей - Мамай угадал опытным глазом, что за громадные тёмные
Да, опыт полководца или Аллах подсказал Мамаю - нельзя распылять силы!
– но в тысячу первый раз он убедился, что осторожность военачальнику никогда не вредит. Он погубил бы войско, погонись за двумя зайцами. Жадно рассматривал полки Дмитрия. Да, всё прошлое - борьба за власть, военные победы, убитые ханы, трон, споры с Москвой, сборы войска и мечты о всемирном владычестве, этот поход на север, - происходило в дурном сне наяву до этой минуты, когда он стоит с Ордой между Непрядвой и Доном, а перед ним - вражеская рать. Он проснулся. Он увидел, что спор идёт не о его власти и силе - спор идёт о жизни Золотой Орды. Прежде Мамай мог проиграть сражение - и одно, и два, - многие в Орде были бы рады его унижению. Заранее зная это, он не боялся битв, ибо поражение в любой из них дало бы ему новых союзников среди ханов и мурз, опасающихся усиления друг друга и всегда готовых поддержать ослабевшего в борьбе, чтобы не усилился его враг. Теперь же при одной мысли о возможном поражении у Мамая коченело сердце. Его существо пронизало вдруг чувство гибельности того пути, каким шёл до этого холма. Зачем не поверил хану Темучину? Зачем вызвал из своих жутких снов этого сфинкса?
Случилось то, чего ханы боялись со времён Батыя: на Куликовом поле стояла объединённая рать русских князей. Эта рать вступила в те пределы, где Орда привыкла считать себя хозяйкой. Кто знает, где она окажется завтра?..
Нет! Он ещё - повелитель Золотой Орды, пока ещё в его власти пресечь гибельный путь, на который толкнул он свой народ, - пусть сам погибнет, но погибнет один. Разве не достойно умереть, избавляя свой народ от смертельной опасности!
Мамай поднял руку - хотел позвать своих мурз, хотел под белым флагом выехать для встречи с московским князем - пусть платит дань, на какую согласен, и Мамай отступит, вернёт воинов в юрты, к очагам...
Взревели трубы, грохнули бубны, и их гром потонул в рёве всадников, покатившемся от Красного Холма по рядам войска. Нукеры с факелами бросились к кучам заранее приготовленной травы, политой горючим маслом, и три столба чёрного дыма начали расти над холмом, оповещая войско о начале сражения. Качнулись стяги туменов, которым первыми идти в битву...
На вершине Красного Холма стоял всадник на белом аргамаке, окружённый алыми халатами. Его бледное лицо казалось маской, поднятая рука опускалась под тяжестью золотого жезла с кровавой звездой в конусе шестигранника. Он глянул на этот жезл и, склонясь, закрыл лицо.
Войско Орды двинулось на русские полки.
В передовой полк Дмитрий Иванович прискакал в тот момент, когда конные отряды охранения отхлынули на крылья рати, завидев в поределом тумане движущиеся массы врагов. Ряды русских волновались, готовые хлынуть с возвышенности навстречу Орде, но князь Семён Оболенский восседал на своей рослой лошади под красным стягом полка и, оглядывая чужое войско, поглаживал седую бороду окованной железом рукой. Может, он хотел подпустить врага так, чтобы встретить ударом на скате - хоть и невелик уклон, а бить сверху всё же способнее, особенно метальщикам копий. Проезжая рядом с Дмитрием через расступившиеся ряды пешцев, Васька Тупик глянул направо, где стояла конница, и, несмотря на дымку, угадал широкую фигуру Семёна Мелика впереди развёрнутых сотен. Это его сторожа прикрыла теперь крыло передового полка. Эх, стать бы Ваське со своими в отряд Мелика и через несколько минут, забыв себя и весь белый свет, врубиться в орды степняков, дать волю плечам молодецким!.. Нельзя - дорогая и тяжкая ответственность возложена на Васькины плечи князем Боброком - жизнь государя. Большей заботы
Васька Тупик не знавал. Он поклялся и взял клятву с дружинников: они умрут раньше, чем государь...Странно, не по обычаю шла Орда - угрюмой безмолвной массой, конница не опережала пехоту, и не виделось конца наползающему из степи пёстрому змею шириной в две версты. Уже различалась масть лошадей, было видно, что пехотинцы с чёрными щитами, в чёрных панцирях и блестящих шлемах с высокими пернатыми гребнями несут длинные копья на плечах. Так вот они какие, наёмники-фряги! Идут с Ордой убивать, грабить, жечь, жрать наш хлеб, рыться в наших сундуках, насиловать наших невест и жён. Гнев душил Тупика. Разве это - люди! За деньги продают свои мечи и свои души, чтобы нести войну, а с ней - беды в чужую землю, где ни один человек не сделал им зла и не замышлял против них плохого.
– Мужики, покажите им, каковы у нас - топоры!
– крикнул ратникам.
– Погодь, боярин, покажем!
– отозвались из рядов.
Оболенский приветствовал государя и кивнул на фрягов:
– Ну, государь, началось. За нас не бойся, ворогу не покажем спины. Сейчас полетят стрелы. Вертайся, княже, в свою дружину.
Дмитрий скосил глаза на Ослябю с сыном и Пересветом, стоящих позади Оболенского на крупных русских лошадях красно-рыжей масти. Юный Яков - бледен, но, подражая старшим, держится в седле гордо, заставляет горячего жеребца держаться в строю дружины.
Дмитрий повернулся к Тупику:
– Васька, возьми белый плат да скачи навстречу татарам. По обычаю моих предков я зову Мамая в поле. Битву должны начинать государи.
Тупик побледнел, Оболенский неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал - перечить напрасно. Ваське подали белый платок. Он повязал его на копьё, кивнул Ивану Копыто, и вдвоём, размахивая флагом, они поскакали навстречу чёрному валу фрягов, впереди которых маячили всадники. Отъезжая, Васька успел заметить, как стоящий сбоку, впереди ратников, седоватый поп осенил их крестом. Ордынцы заметили русских посланцев с белым флагом, поскакали навстречу. Несколько всадников отделилось и от конных масс по крыльям пехоты, пёстро одетые, на разномастных лошадях, они понеслись на перехват... Съехались на равном расстоянии от войск. Тупик по-татарски передал вызов Дмитрия. Широколицый вислоусый мурза со знаком тысячника крикнул:
– Возвращайтесь! Мы привезём ответ нашего повелителя.
Ордынцы помчались в направлении Красного Холма. Тупик, поворачивая, окинул взглядом чернощитные ряды. Двенадцать шеренг - три вала по четыре шеренги. Ох, тяжко придётся ратникам передового. Тучи всадников - неисчислимы, но по цвету и скученности конного войска Тупик определил: это ещё - не ордынцы. Серые строгие линии татарских туменов стоят по склону Красного Холма, позади наступающих фрягов, колеблются в дымке испарений справа и слева до окоёма. Всё это двинется на русскую рать...
Над головой пропели стрелы, Копыто выругался, погрозил кулаком вслед пёстрым всадникам, уносящимся к своим отрядам.
Дмитрий, выслушав Тупика, попросил Оболенского:
– Княже, вели принести мне потяжелее копьё.
Тупик не утерпел:
– Государь! Не должно бы тебе...
– Не зарывайся, сотский!
– Дмитрий сверкнул тёмными глазами.
– Что государю должно, то он ведает.
Отрок подал большое копьё, Дмитрий взял, подкинул.
– Годится, коли не сломится...
Оболенский толкнул Тупика и сказал:
– Мамай не выйдет, а с другим он не станет биться... Пересвета возьми в свою дружину. Один пятерых стоит.
Тупик покосился на богатыря в схиме, тот улыбнулся. Васька оглянулся, снова увидел попа впереди ратников с просветлённым лицом. И от спокойствия этого человека, стоящего впереди воинов лишь с медным распятием в руке, будто тиски разжались в груди, Тупик вздохнул и повёл плечами. Куликово поле показалось тесным при виде надвигающейся массы врагов.
В молчании шли фряги, качая щиты и копья, топорщились радужные перья на шлемах. Молча ползли и конные тучи, всякий миг готовые взорваться воем, с каким кидаются они на противника. В безмолвии ждал и передовой полк, лишь кровавыми волнами шевелились ряды длинных щитов да всхрапывали и били копытами кони, чутьём угадывая приближение страшного.