Поле Куликово

Мамай со свитой задержался на фланге своего тумена, остановленного для ночлега за Красным Холмом. Здесь он и останется до конца битвы, укрытый от глаз врага, этот сильнейший отряд ордынской конницы, её главный резерв. Холм сейчас обтекала чёрная в сумерках генуэзская пехота. Фряги станут за легкоконными туменами татар и вассалов на скате Красного Холма, обращённом к русам, - им в числе первых испытывать остроту и крепость московских мечей. Странно было Мамаю, привыкшему к гулу конских копыт, слушать приглушённый шелест кожаных башмаков, чужой говор. Знают ли фряги, что сейчас на них смотрит из темноты повелитель степных царств, чья воля уже предопределила судьбу и тех стран, где они родились? Догадываются ли, какое это - будущее? Пока для них поход - лишь очередное грабительское предприятие, сулящее хорошую наживу. Так ли охотно они пойдут за ним, когда ордынцы начнут жечь их города и деревни, засовывать в мешки их малолетних соплеменников, погонят табуны на хлебные поля, возделанные руками их родителей? Или им - всё равно, кого разорять, - лишь бы платили хорошо и в срок? Мамай усмехнулся: зачем ему знать такие мысли наёмников? Сегодня он их купил, завтра и без золота заставит делать то, что захочет. Кого не заставит - убьёт.

Из темноты с факелом в руке прискакал всадник.

– Повелитель! Хан Бейбулат бежал из-под стражи, он - в своём тумене. Его воины взбунтовались и хотят уйти к Тохтамышу. Бейбулат уже поворачивает тысячи.

Мамай раскачивался в седле, острия шпор кровенили бока жеребца, храпя, он рвался вперёд, но рука хозяина удерживала его. "Вырубить шакалов!.. Кровавая усобица - здесь, в двух верстах от московского войска?! Ненавистные, презренные "царевичи" - что им до замыслов повелителя!.."

– Темир! Возьми сильную стражу, скачи к нему. Скажи: я нашёл изменников, оболгавших хана Бейбулата. Я выдам ему их в руки. Ещё скажи: в возмещение обиды его тумен я велю перевести из третьего в первый вал Орды - против левого крыла русов. Я отдаю ему всю добычу на этом крыле. Если же он уведёт тумен, я готов даже отменить поход на Русь, но его догоню и уничтожу со всем туменом и улусом.

Темир-бек с двумя сотнями галопом понёсся в степь. Передние всадники освещали путь факелами. Их пламя заставляло всё живое убираться с пути, чтобы не быть растоптанным. Мамай позвал сотника охраны.

– Стражников, упустивших крысу, сварить живьём.

– То уже - не крыса, повелитель, то росомаха, готовая всё пожрать. Стражники перебиты. Поручи росомаху мне.

– После битвы.

...Ещё гудела степь от копыт, подошв и колёс, а уже вблизи холма бессчётными созвездиями загорались костры. По ним Мамай с вершины холма определял положение туменов. В русской стороне - редкие сторожевые огни, лишь в одном месте, посреди поля, светилось огненное кольцо. Может, там теперь - Дмитрий? Русские государи - беспечны в отношении личной безопасности, пока не заворуются перед своим народом; ордынским же ханам без телохранителей шагу ступить нельзя - слишком много рвущихся к власти. На вершине Красного Холма - темень.

В шатёр Мамая, кряхтя, влез темник Батар-бек, безбородый, гололобый, тощий. Степное солнце высушило его до крепости камня: сколько Мамай помнит Батар-бека, тот ни в одной чёрточке не переменился. Чем-то - похож на Есутая: никого не трогает в Орде, и его задевать боятся; кроме войны и охоты, Батар-бека ничто не интересует. В прежние времена он почти ежегодно совершал набеги на дальние земли, но с тех пор как Мамай запретил самовольные походы и потребовал сдавать оружие на склады в мирное время, Батар-бек притих, устраивал в улусе охоты и учебные сражения, в которых нередко лилась и человеческая кровь. Подобных военачальников в Орде - немало, они - порождение хищного государства, их и на войне интересует не столько добыча, сколько бивуачный быт, лишения походов, тепло и свет костров, волнение крови при звуках битв, вид поверженного врага и торжество своего войска.

Сидя на ковре перед правителем, Батар-бек щурился на переливы пламени свечей в развешанном на стенке шатра оружии, Мамай ждал. Батар-бек заговорил:

– Солнце уходило за край земли, я был на этом холме и видел московское войско. Оно - велико, но солнце и тени от холмов мешали мне рассмотреть его.

– С каких пор, Батар-бек, ты стал считать врагов, когда они ещё стоят на ногах, а не лежат побитыми?

Темник, казалось, не заметил насмешки.

– Московское войско стоит на сильной позиции, его трудно окружить. У меня лёгкая конница. Сто тысяч стрел не разобьют даже крепостных ворот, но в поле теми же стрелами можно уложить большое войско. Нам следует подождать Литву и Рязань.

– А ты ещё веришь, что они придут?

Темник молчал, следя за игрой света в стали оружия. Наконец произнёс:

– В моём тумене муллы готовят воинов к битве.

– Первым на левое крыло русов я пошлю тумен Бейбулата. Разве семь тысяч его всадников и двадцать тысяч ногаев, буртасов и ясов, половина которых спешена, не заменят одного рязанского полка?

Батар-бек наклонил голову:

– Я уступлю славу первого хану Бейбулату, но в его тумене - тоже ордынцы.

– Взбунтовавшиеся псы! Пусть они кровью смоют позор.

Батар-бек наклонил голову.

– На центр московитов я двину фрягов и многие тысячи касогов. На правое их крыло - тридцать тысяч алан, кипчаков, других вассалов, которые заменят полки Ягайлы. Сброд? Да. Но даже песок, летящий тучами, засыпает города. Этот сброд для того мне и нужен, чтобы завалить трупами русские копья. Почти вся сила Орды останется у меня в кулаке для главного удара.

В третий раз Батар-бек наклонил голову:

– Ты - великий воин, Мамай.
– Встретив улыбку, оглянулся на вход, вполголоса заговорил.
– Я знаю, ты раздавишь врага даже половиной своей силы. Но чтобы победа не выпила много нашей крови, надо внести смятение в стан врага. Пошли своего племянника Тюлю-бека со мной в обход московского войска. Мы застанем врасплох русские города, и в полках Дмитрия начнётся смута. Ты одержишь две победы сразу: одну - здесь, над Дмитрием, а с ней получишь ключи от Тулы, Калуги, Тарусы, Серпухова, Коломны и других городов со всеми богатствами. Ведь русы не успеют их спрятать и уничтожить. Тогда отсюда ты мог бы идти на Москву.

"Он предлагает мне мой замысел! Старый волк хочет погонять на воле баранов, пока мы тут тонем в крови? Но волк, кажется, не понимает, что Дмитрий навязывает мне битву. Сам! И, значит, битве быть завтра... Пророк - мудр, но и ему - неведомо то, что открыто Аллаху".

– Я решил не распылять войско, - сказал Мамай.
– Все московские стены падут, когда падёт Дмитрий с его полками.

Вошли трое мурз, ранее посланных Мамаем в войско, за ними - Темир-бек, Герцог, молодой хан Тюлю-бек - племянник Мамая.

– Не много ли вас собралось в моём шатре теперь? Когда я даю это право приближённым, они не должны думать, будто повелитель без них не может выпить и чашки кумыса. Вы должны быть моими глазами и ушами в туменах.

Мурза со знаком тысячника, из тех, что, не имея отрядов, находились в свите, исполняя обязанности именитых рассыльных и доносчиков, польстил пословицей:

– К воде, обильной растениями, слетается много птиц, в юрте, где живёт мудрец, собирается много гостей... Мы пришли, повелитель, сообщить тебе: тумены расположились, как ты велел. Воины ждут твоего слова, чтобы броситься на врага.

– Воинам сейчас надо спать. Темир-бек, я получил твою весть, ты сделал быстро и хорошо. Почему ты задержался?

– Я помогал передвинуть тумен Бейбулата. Батар-бек сначала не хотел уступать места, я действовал твоим именем.

– Ты делал правильно.
– Скосился на Батар-бека: "То-то старый волк прибежал в мой шатёр выведать".
– Садитесь все. Племянник, твоё место - рядом со мной. Герцог, я слушаю тебя.

– Милостивый хан, на фланги мне нужны крепкие тысячи. Касоги - ненадёжны. Это - не войско, а орда...
– Поперхнулся, крякнул, дёрнул закрученный ус.
– Они не понимают строя, они рассеются по полю и откроют мои фланги для ударов московской конницы.

– Московской коннице будет не до твоих флангов. Но я добавлю в отряды касогов по две сотни татар. Они укажут место горскому сброду. Ты всё сказал?

– Хочу спросить: где - полки Литвы и Рязани?

Руки Мамая ускользнули в рукава и там сжались, красный блеск явился в глазах.

– Ты получил своё золото? Ступай и делай своё дело!

Уходя, Герцог заворчал.

– Что он сказал?

Толмач посмотрел на повелителя.

– Он сказал... Он сомневается: из тех ли рук взял золото?