Последний Герой. Том 2

— Да, чё-то я не подумал, — закивал Грач. — Нельзя её здесь оставлять. А может, тогда вытащим бабулю и к этим троим прикопаем? Она аккурат поместится.

Я окинул его взглядом.

— Сдурел? — шикнул я.

— Блин, Макс, — хихикнул Руслан. — Шуток не понимаешь, что ли? Ладно, пойду бабку вытаскивать.

Грач первым полез вниз, протягивая руку бабке.

— Давай-ка сюда, бабуля, держись за меня, подымайся. Щас поможем. Да брось ты этот ящик!

Бабка за торбу, Грач за бабку, я за Русю. Тянем-потянем… И р-раз, и два-а! И вытащил их на поверхность.

* * *

— Ой, сынки, спасибо! — пролепетала она. — А то я тут совсем замёрзла уже. Ног не чую, чуть богу душу не отдала. А сегодня небесная колесница пройдёт по Млечному пути, событие-то какое! Голоса будут, посланник должен явиться… А я тут, а не дома! Ох…

Я покосился на Грача, мол, слушай, что она несёт. Грач только тихо вздохнул и покрутил пальцем у виска. Бабка тем временем продолжала что-то бормотать себе под нос, неся какую-то ересь про созвездия, небесные знаки и голоса посланников.

Мы переглянулись и облегчённо выдохнули — бабка-то, оказывается, немного кукухой поехала. Это уже проще.

— Адрес, бабуля, адрес помнишь хоть? — спросил Грач, оживившись. — Домой поедешь? Гоу хоум! Ту-ту! Андестенд? Ферштейн?

Он почему-то стал сыпать вопросы на разных языках.

— Ты чего со мной, как с дурой разговариваешь? — неожиданно бодро огрызнулась женщина. — Адрес помню я прекрасно. Улица Проточная, дом тридцать два. СНТ «Белая Поляна», рядышком тут, сразу за лесом. Коттеджик у меня там, — она вдруг смягчила голос, доверительно и жалостливо добавила: — Довезите, сынки, пожалуйста. Нога-то совсем не слушается, видно, ушиблась сильно, когда в эту яму проклятущую свалилась.

Делать нечего — повели бабку к джипу. Старались подвести так, чтоб номеров машины не видела. Но та сразу оживилась и восторженно всплеснула руками:

— Ох ты ж, какая машина чуднАя у вас! Большая, чёрная, прямо колесница адова!

И тут же понизила голос:

— А сами-то вы откуда будете? Чего в лесу делаете в такую-то пору? А?

— Грибники мы, бабуль, — пробурчал Грач неохотно.

— Так грибочки-то не народились еще, — хмыкнула она недоверчиво.

— Ладно, мать, — оборвал её Руслан, распахивая дверь, — залазь уже. Поехали.

Решили посадить спасенную вперёд, потому что на заднем — кровищи было, как на бойне. Хоть и вытерли все, но мало ли… Но бабка вдруг встала, заартачилась:

— Ой, нет, нет! Я впереди ни за что не поеду! Что я, молодуха какая, чтобы на меня глазели все? Можно мне лучше назад?

Мы с Грачом переглянулись молча. Бабка тем временем шарила рукой по кузову, пытаясь нащупать ручку:

— Да где тут ручка-то? Совсем ослепла, очки потеряла где-то в яме проклятущей…

Грач тихо кивнул мне, мол, слепая, старая — не заметит ничего. Ладно, пойдёт. Осторожно усадили её на заднее сиденье. Та заёрзала сразу, руками по коже зашарила:

— А чего это тут мокро-то? Кто-то в штаны напрудил, что ли? Хе-хе!

— Да нет, бабуль, — проговорил я спокойно, — приятеля довозили одного, навеселе был. С баллоном-полторашкой. Ну, то есть, с бутылкой пластиковой, с соской, короче. Сидел, хлебал с горла. Пиво расплескал по дороге, когда на кочке тряхнуло. Пенка-то, зараза, плохо отмывается.

— Вот паразит какой! Такую красивую машину залить! — качала головой старуха.

Тронулись. А Грач насторожился и тихо, с подозрением спросил:

— Так ты ж слепая совсем, говорила, очки потеряла. Откуда знаешь, что машина-то красивая?

— А я что, по-вашему, не разбираюсь в машинах? — всплеснула руками та. — Большая да чёрная — значит, уже красивая. Тут и видеть-то не надо. Меня, кстати, бабой Ниной зовут. А вас как?

— Петя, — буркнул Грач.

— Вася, — добавил я.

— Петя, Вася… Хорошие, русские имена, — одобрительно закивала пассажирка.

Потом бабка вдруг вытянула узловатый палец вперёд, в темноту:

— Вот сюда сверните, родненькие, по этому просёлку прямо. Потом направо — и там уже мой дом.

Я невольно напрягся. Странно. Только что жаловалась, что без очков не видит ни черта. А тут, получается, в полной темноте она вдруг ориентируется лучше любого навигатора. Ну ладно, может, она тут каждую кочку на память знает — старая всё-таки, годами тут ходит.

Грач тоже напрягся, погладил под одеждой пистолет. Видать, примерялся, прикидывал себя кем-то вроде Раскольникова. Только вместо топора у него ствол под рукой. Хотя именно ствол и взял бы в руки современный Раскольников. Без вопросов.

— Вот, тормози, приехали, — распорядилась спасенная.

Остановились у старого коттеджа из красного кирпича — громоздкого, будто разбухшего от времени. Грач облегченно вздохнул:

— Всё, баба Нина, приехали. Давай-ка вылезай, нам пора.

— Ой, а до дверей вы меня не доведёте? — жалобно спросила она, выбираясь с подножки джипа и качаясь, словно былинка на ветру. — Уж ножка-то болит…

И тут же крикнула в сторону ворот, где надрывался пёс:

— Тузик, курвец такой! Заткнись, сволота! Свои это!

Мы с Грачом переглянулись, только устало вздохнув. Делать нечего — повели спасённую домой. Тузика пришлось загнать в будку — я поднял с земли камешек, замахнулся, сделал вид, что вот-вот запущу в него. Такой обманный трюк всегда прокатывал с собаками. Пёс хоть и был злой, но не дурак: гремя цепью, мигом юркнул в свой деревянный домик и затих.

— Ты одна тут живёшь-то, баба Нина? — спросил Грач, оглядываясь по сторонам.

— Одна, одна, — запричитала старуха, — как в попе дырочка.

Вошли в дом, она щёлкнула выключателем. В гостиной загорелась тусклая люстра, выхватив из темноты старый, просторный зал с дубовым столом, потемневшим от времени, камином и странной смесью былой роскоши и упадка. Всё здесь в тот период, что я не застал, в нулевых, считалось модным и называлось «евроремонтом». Сейчас же дешёвый пластиковый потолок, глянцевые панели, затёртый ламинат и лепнина из пенопласта выглядели убого и неуместно.

— Ну всё, баба Нина, мы пошли, — сказал я, — запирайся хорошенько.