Потерявшиеся в России

– Ну, знаете!
– Даша задохнулась от возмущения.
– Я не хочу больше с вами разговаривать. Если есть вопросы по существу, задавайте. А это черт знает, что такое!

– А у меня нет к вам вопросов. А поговорить с вами и пробудить в вас чувство уважения к Родине я обязан не только по долгу службы, но и как патриот своей страны.

– Я свободна?
– Даша встала.

– Конечно. Идите. Но подумайте еще раз над тем, что я сказал.

'Ничего не изменилось!' - подумала Даша. Но она ошибалась. Изменилось многое. И этот разговор с майором не имел для нее никаких последствий. А еще лет десять на-зад все могло иметь совершенно другой, может быть, даже трагический, поворот...

Дома у Даши с родителями состоялся разговор, кото-рый носил спокойный, даже какой-то деловой характер.

– Дочка! Ты его любишь?
– спросила мать.

– Да, люблю, мама!
– Даша уже не испытывала ника-кой неловкости от этого вопроса, может быть, потому, что решение ее стало твердым, и она решила все для себя.

– И что ты решила?

– Я выхожу за него замуж.

Воцарилось молчание, во время которого отец сосре-доточенно курил, а мать теребила край передника.

– Выходи, дочка!
– тихо сказала мать, и видно было, что ей тяжело даются эти слова.
– Он, по всему видать, хо-роший человек. А ты что молчишь?
– повернулась Галина Михайловна к мужу. Скажи что-нибудь.

– Препятствовать не стану. Выходи, коль любишь. Это главное... И уезжай, хуже не будет. А здесь, видно, счастья нет. Видишь, что твориться стало? Зверь и то нападает, ко-гда есть хочет, а чтоб человек человека за просто так уби-вал!.. Это уже Армагеддон какой-то...

– Ладно, отец! Раскаркался! И труднее были времена - выжили. Бог даст, и сейчас не пропадем. А ты уезжай, дочка. Бери своего араба и уезжай! Только нас не забывай.
– Галина Михайловна всхлипнула. Даша не выдержала, на-конец, и, бросившись к матери, дала волю слезам.

Василий Никифорович смотрел на них исподлобья и, сдвинув брови, молчал, не пытаясь останавливать. Он по-нимал, что после их бабьих слез, наступит облегчение и покой.

Глава 14

Милу тяготила работа, и она, приходя на службу, словно отбывала трудовую повинность. В принципе, рабо-тать было можно. Ее хорошо приняли, и она как-то сразу вписалась в коллектив, подружилась с Наташей. И с Пет-ром Никодимовичем не было никаких проблем. За его внешней строгостью скрывался совершенно добродушный человек, который органически не умел отказывать, и у него ежедневно гуляло пол-лаборатории: у одного вдруг начи-нала болеть голова, у другого оставался один дома ребе-нок, третьему нужно было, ну просто неотложно, съездить в город для оформления какого-то документа. И так беско-нечно.

Но вся деятельность научного сотрудника лаборато-рии все же предполагала работу на земле, а у Милы, сугубо городского человека, душа к земле не лежала, и привык-нуть к этому она не могла. Она и на дачу с родителями ез-дила только тогда, когда деваться было некуда и отказать-ся было невозможно. Ей отвели небольшой участок, где она проводила опыты по селекции гороха. Миле пришлось обзавестись резиновыми сапогами и сменной одеждой, ко-торая стала ее рабочей униформой и хранилась в нижнем ящике ее письменного стола. Правда, у нее сразу обозна-чилась тема для будущей диссертации, но это Милу уже никак не радовало. Она могла поговорить с Вадимом об устройстве на какую-нибудь приличную работу, ведь у ге-нерала наверняка были обширные связи. Но Мила не могла переступить через себя: ей было стыдно говорить на эту тему с Вадимом и тем более с его отцом. Она боялась, что они могут подумать, что ею движет одна корысть. И вооб-ще, ей казалось неприличным напрягать чужих людей своими 'шкурными' проблемами. Но Вадим совершенно неожиданно сам затронул эту тему.

– Мила, а ты не хочешь сменить работу?
– спросил он вдруг Милу.
– Каждый день ездишь в такую даль. Тем бо-лее, ты сама говоришь, что сельское хозяйство - не твое призвание и что в земле ты возиться не любишь.

Когда Вадим спрашивал о ее работе, она не скрывала, что ее работа ей не нравится, но она не ныла и не жалова-лась, и ни на что не намекала. И вот теперь он предлагал ей помощь.

– Давно хочу, - не стала жеманиться Мила.
– Оказа-лось, что из меня селекционер, как из козы огородный сто-рож. А на что менять то?

– А это ты сама скажи. Где бы ты хотела работать? Я с отцом говорил об этом. Он сказал, чтобы я спросил у тебя.

– Вадик!
– Мила не верила собственному счастью.
– Хорошо бы в какой-нибудь институт. Вообще, я всегда мечтала о преподавательской работе.

– Посмотрим, - сказал Вадим.

Буквально через день Миле позвонил сам Леонид Ва-сильевич. Это было так неожиданно, что Мила растеря-лась. Из головы вылетело отчество генерала, и она сказала в трубку: 'Здрасте'.

– Здравствуйте, Мила. По вашему вопросу. Завтра в удобное для вас время зайдите к ректору в экономический институт и в технический университет, тоже к ректору. Там договоритесь. Вам что-нибудь предложат. Если что-то не так, свяжитесь со мной через Вадика. Извините, у меня через пять минут совещание. До свидания.

Мила тянуть не стала. Она отпросилась у шефа и пря-мо с утра помчалась в технический университет. В прием-ной ей почти не пришлось ждать. Она назвала себя, секре-тарь доложила ректору, и тот ее сразу принял. Ректор, вы-сокий, еще не старый мужчина с темной шевелюрой и едва намечающимися залысинами, вел себя с Милой более чем приветливо. Он спросил, как здоровье Леонида Васильеви-ча, улыбался и разговаривал с ней, как с ровней, инстинк-тивно определив ей место в своем кругу.

– У вас какая специальность по диплому?
– наконец поинтересовался Ректор.

– Я педагог. Заканчивала химико-биологический фа-культет, - сказала Мила, но у меня нет практического на-выка работы по специальности.

– Это дело поправимое, - успокоил ректор.
– Я могу вам предложить место заведующей химическим кабине-том.

– Мила замялась, и ректор быстро вставил:

– Ничего страшного. Вы там быстро освоитесь.

– Да нет, я не боюсь. Просто я хотела бы попробовать себя на преподавательской работе. Вот если бы мне хотя бы несколько часов химии или биологии.

– Вы знаете, Людмила...

– Витальевна, - подсказала Мила.

– Вы знаете, Людмила Витальевна, сейчас я ничего не могу обещать. Ну, может быть, со следующего учебного года.

Миле показалось, что ректор расстроился оттого, что вынужден отказать ей в ее просьбе. Она поблагодарила, одарив его открытой улыбкой, которая, она знала, была неотразимо привлекательной, и обещала подумать.

– В любом случае, о своем решении, какое бы оно ни было, сообщить мне, - сердечно прощаясь, попросил рек-тор.
– Телефон у вас есть...

Он проводил Милу до дверей.

– Большой привет от меня Леониду Васильевичу.

Экономический институт выглядел поскромнее. Раз-мещался он в старом, еще довоенной постройки, но хоро-шо отремонтированном, с фасадом, одетым в мрамор, трехэтажном здании, которое располагалось в живописном месте недалеко от речки, хотя и находилось почти в цен-тре.

'Вот бы здесь повезло. И от дома рукой подать', - по-думала Мила, входя в вестибюль института.

Ректорат размещался на втором этаже. В холле на стенах в два ряда висели картины. Освещение было туск-лым, но картины привлекли внимание Милы, и она задер-жалась чуть, разглядывая пейзажи и натюрморты, которые ей очень понравились. Милу поразили почему-то две вещи: вода и виноград. И то и другое были прозрачными и от то-го совершенно натуральными. Ее всегда восхищал Айва-зовский именно за такую прозрачность воды на море. И здесь Мила отметила эту же прозрачность. Она подошла ближе к одной из картин и прочитала на бумажной таблич-ке: 'Шанев В.С.' И ей вдруг захотелось посмотреть на это-го Шанева В.С. 'Черте что в голову лезет', - подумала Мила.