Повесть о днях моей жизни

– - Ведь он у нас разновер, Ильюшка-то.

– - Поп-от его страсть как не любит, чихотку!

– - Может, тебе позвать Васютку Прокуду, лавопшика: у него всякий товар, какой душа желает...

Барышня спросила меня.

– - Не знаем, -- сказали ей,-- у нас таких нету. Поспрошай в Свирепине.

Человек пятнадцать вызвалось проводить ее: благо недалеко -- три версты. Она отказалась от провожатых, захватив с собой лишь одного мальчугана, уверявшего, что он меня хорошо знает, что я действительно живу в Свирепине. Но остальные тоже пошли провожать: мальчишка-то дуроломный, еще не в ту деревню заведет, не того мужика укажет!.. Барышня сказала, что она меня хорошо знает, не ошибется.

– - Ну, тогда провожать нечего, -- согласились захаровцы и пошли не вместе с нею, а поодаль, шагах в сорока, только чтобы не терять ее из вида. А когда сравнялись с рощей, которую дорога огибала полукругом, двинули напрямки через сугробы, прибежав в Свирепино раньше барышни.

– - А мы уж тут, -- добродушно улыбаясь, встретили они ее у свирепинской околицы.
– - Видать, что не привычны ходить пешечком... Пока присядьте, ребята побежали искать Ивана... Присядьте...

В Свирепине меня не нашли. Старуха Прасковья Шитикова, прибежавшая последнею, печально сказала барышне:

– - Был он у меня, деточка, на прошлой неделе, а сейчас нету!.. Может, опять когда приедет, бог его знает... Вы с им на Украине, что ли, виделись?

– - Да, -- сказала барышня.

Свирепинцы переглянулись с захаровцами.

– - Полюбовница... Разыскивает!..

В избе у нас сидела Настя, Аксинья-соседка, Мотя с мальчиком. Говорили, конечно, о подметных письмах и студентах.

Мать, любительница святости, несмотря на язвительный смех отца, как и Трофим Бычок, утверждала, что "народился антихрист".

– - Ваньтя, Ваньтя, -- с треском влетел в избу Климка Щукин, пасынок Аксиньи.
– - Беги скорей на улицу: к тебе приехала крымская полюбовница!.. Ей-богу!.. В дипломате!.. В мужиковской шапке!..; Хвостом-то так и мельтешит по снегу... Богатая!.. Беги!..

Не успел Климка закончить своей захлебывающейся речи, в двери, как лиса, просунула коргастую голову Чиказенчиха, смутьянка, помешавшаяся на сплетнях.

– - А к вам гости, -- сладенько пропела она, пряча блудливую улыбку.
– - Тебя, Иван, ищет!.. Прямо с машины... С Совастопали!..

Я в недоумении поглядел на мать, на отца, на Мотю. У них вытянулись лица. Настя густо, виновато покраснела.

– - Ее свирепинские парни провожают!..
– - продолжал, прыская, Климка.
– - Которые свистят во след-от, глаза лопни!."

Толпа захаровцев, свирепинцев, осташковцев подошла, гудя, к нашей избе.

– - Хоз-зява!.. Дома ай нет?

В раму застучали палки, кулаки, к стеклу прилипли расплющенные рожи.

Вместе с домашними я выскочил на крыльцо, столкнувшись на пороге с барышней.

– - Наконец-то!
– - чуть не со слезами воскликнула она, протягивая ко мне руки.

И по тому, как измученная поисками и любопытными расспросами барышня обрадовалась мне, как бросилась навстречу и как крепко сжала мои руки, все окончательно уверились в том, что приехавшая -- моя крымская полюбовница.

– - Не с брюхом ли?.. Петре Лаврентьичу внучка!..
– - фыркали из сеней.

– - Он, поди, как змей теперь шипит!.. Мужик сурьезный, взбаломошный, горячий...

– - К вечеру беспременно произойдет сраженье!..

– - Ваньтя-то!
– - моталась в толпе Чиказенчиха.
– - Услыхал, что прикатила, в лице переменился, побледнел, глазами туды-суды, сам не знает куды!.. Пришпилила молодчика!..

– - Шахтер, -- увидал я Петю, -- разгони их, сволочей!.. Что они, как собаки, лезут?

– - Да я, Вань, не могу, -- смущенно замялся Петя.
– - Их дьяволов, полна улица... Чего ты, скажут, задаешься? Свою ждешь?
– - Он осклабился.

– - Это же городская барышня!.. Осел!.. "Свою ждешь"!

– - Как?
– - разинул шахтер рот.
– - Это которая бумаги составляет?
– - Лицо его побагровело, ноздри раздулись.
– - На какую, право, беду без соображенья можно напороться... Ведь это даже удивительно!..

Схватив дубовый пест, он зверем выпрыгнул из сеней в середину толпы.

– - Марш!..

Полетели пинки, затрещины, поднялся визг; через минуту под окнами на измятом снегу валялась только кем-то оброненная сандального цвета однопалая варежка.

– - Скажи Прохору, что приехала стриженая барышня, -- шепнул я Насте.
– - Беги одним духом... Это неправда, что полюбовница!..

Когда барышня сняла шапку и все увидали, что она по-солдатски стрижена, мать горько заплакала.

– - Ваня!.. Милый!.. Что же ты наделал?.. Стыдобушка моя!..

– - Отстань, мать!
– - досадливо закричал я.
– - Что ты в наших делах смыслишь?.. Чайку бы вот надо... Отец, ты не сходишь за водой?

– - Нет, не схожу, -- с глубоким презрением глядя на барышню, ответил он.
– - У меня для вас чаю не наготовлено. Да, -- стукнул отец по лавке кулаком, -- не наготовлено! Богат -- в трактир веди свою дворянку, а в моем доме не имеешь правов распоряжаться!.. Наш-шел курву!..
– - Сжимая кулаки, он шагнул вперед.
– - Вон из моей хаты!.. Я х-хозяин!..

Если бы не Прохор с Настей, с шумом влетевшие в этот момент в избу, у нас бы действительно загорелось такое сражение, что от отцовской хаты не осталось бы и щепок.

– - Поглядим, какую ты правду говоришь!
– - по-детски захлебываясь, еще из сеней визжал Прохор.
– - Ежели ты, кляча крученая, обманула, косу оторву! Где она тут, мошенница?.. Ваня, жив-здоров? Где барышня?.. Ах ты, мать чесная, отец праведный!..

Перебравшись через порог, маньчжурец столкнулся нос к носу с барышней.

– - Так и есть, -- промолвил он, роняя костыли.
– - Как же это?..

Смущенный, посеревший, он прижался в дверях к Пете.

– - Ты уж, Петруш, здесь? Успел? Какой ты хитрый!.. Здравствуйте, барышня!.. Проведать нас приехали? Все ли живы-здоровы?..

Глядя на шахтера, на меня, на Настю, он счастливо хихикал, морща испитое лицо свое.

– - Пойдем, Галкин, к тебе в избу, -- сказал я, одеваясь.
– - На наших черт насел, чтоб им лопнуть!.. Барышня, захватите свой дипломатик!..