Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
— Я уже забыл о нем. Тем более что понятия не имею, о ком вообще идет речь.
— Не знаю даже, что и сказать обо всем этом… Что вы намерены теперь предпринять? — обратился советник к Лину.
— Все, что только в человеческих силах, — ответил майор. — Мы уже разбили Гонконг и Коулун на сектора. Перетряхнем все отели, тщательно проверим, кто в них регистрировался. Подняты по тревоге полиция и морская погранохрана. Всем сотрудникам этих ведомств дано подробное описание ее внешности. Они знают: на сегодняшний день поимка этой женщины — главная задача местных органов правопорядка.
— О Боже!.. Ну а вы что скажете, доктор? Что могли бы вы предложить нам?
— Видите ли, я уже попытался кое-что сделать. Хотя, учитывая мои умственные способности, это не Бог весть что. Я составил медицинский листок-оповещение, распространенный
— И что же содержится в этом листке-оповещении? — спросил настороженно Мак-Эллистер.
— Минимум информации, но такой, которая любого встревожит. В нем, в частности, говорится, что, согласно имеющимся в нашем распоряжении сведениям, эта женщина побывала на одном из безымянных островов в проливе Лузон, закрытом для посещения иностранными туристами из-за резкого роста инфекционных заболеваний, вызванных многократным использованием грязной посуды.
— Расписав все таким образом, — заметил Лин, — наш замечательный доктор предотвратил какие-либо сомнения в отношении объекта развернутых столь широкомасштабно поисков, и, как только кто-то из санитарных бригад заметит беглянку, нашу пленницу без колебаний тут же задержат и препроводят в полицию. Правда, у нас нет стопроцентной гарантии, что все так и произойдет, но мы должны использовать любую, даже кажущуюся нам маловероятной возможность. Честно говоря, Эдвард, я уверен, что мы ее отыщем. Ясно, что в толпе ей не затеряться. Высокая, привлекательная, да еще с такими волосами… И к тому же разыскивают ее свыше тысячи человек.
— Надеюсь, Господь Бог вас услышит! Но я в большой тревоге. Она много чему научилась у Хамелеона.
— Простите? — не понял врач.
— Не обращайте внимания, доктор, просто к слову пришлось, — не стал вдаваться в разъяснения майор. — Есть у нас такой термин.
— О?
— Мне необходимо полное досье, — заявил Мак-Эллистер. — Все, что касается этого дела!
— О чем вы это, Эдвард?
— В Европе они гастролировали вместе. Сейчас они порознь, но повадки у них остались те же. Мы же между тем знаем о них далеко не все. Что они, например, вытворяли тогда?.. И что выкинут на сей раз?
— Ищете ниточку в прошлом? Хотите поглубже разобраться в их образе мыслей?
— Да. Это дало бы нам ответ на многие вопросы, — подтвердил Мак-Эллистер, потирая свой правый висок. — Извините, джентльмены, но попрошу вас удалиться: мне, хотя и крайне не хочется того, необходимо сделать один звонок.
Мари полностью обновила свой гардероб, заплатив за купленную ею одежду всего-навсего несколько долларов. Взглянув на себя в зеркало, она осталась довольна увиденным: с волосами, уложенными узлом на затылке и к тому же прикрытыми широкополой летней шляпой, в юбке со складками и неопределенной формы серой кофточке, лишавших ее фигуру индивидуальных особенностей, она становилась такой же, как все — неприметной, не выделяющейся ничем из многолюдной толпы, запрудившей здешние улицы. В легких сандалетах, в которых она не казалась такой уж высокой, и с сумочкой «под фирму» в руке Мари производила впечатление типичной для Гонконга праздношатающейся иностранной туристки, с каковой в действительности у нее не было ничего общего.
Дозвонившись до канадского консульства, располагавшегося на четырнадцатом этаже Дома Азии, она узнала, как туда добраться, и тотчас села в автобус, остановившийся у Китайского университета. С интересом обозревая мелькающие за окном улицы, она проехала на нем через весь Коулун и, когда машина вынырнула из туннеля, оказалась на острове, где и вышла на своей остановке. Стоя уже на ступенях эскалатора, она с удовлетворением отметила, что мужчины не заглядываются на нее, что было, вообще говоря, весьма непривычно. В Париже она научилась от столь любимого ею Хамелеона, как быстро, средствами, имеющимися под рукой, и не прибегая к особым ухищрениям, изменить до неузнаваемости свою внешность, и вот теперь эти уроки принесли свои плоды.
— Я понимаю, что это звучит несколько странновато, — обратилась Мари к секретарше, смущенно улыбаясь и всем своим видом показывая, что и сама отлично сознает всю комичность данной ситуации, — но где-то здесь работает мой троюродный брат по линии матери, а
я обещала когда-то и кому-то его повидать.— Я не вижу в вашей просьбе ничего странного.
— И тем не менее, думается мне, вы все же измените свое мнение, когда узнаете, что я запамятовала, как его зовут. — Обе женщины при этих словах улыбнулись. — Признаюсь, мы так ни разу и не виделись с ним, и, возможно, он этой встречи не очень-то и ждет, но мои родные захотят порасспросить меня о нем, когда я вернусь домой.
— Вы не знаете, в каком отделе он служит?
— Полагаю, где-то, что связано с экономикой.
— Значит, скорее всего, в торговом отделе. — Секретарша достала из выдвижного ящика стола узенький белый буклет с нарисованным на обложке канадским флагом. — Это наш справочник. Присядьте, полистайте его.
— Большое спасибо! — поблагодарила Мари, располагаясь в небольшом легком кресле, и затем, раскрывая справочник, добавила: — Моя рассеянность меня саму ужасает. Взять да и позабыть его имя! Вы-то, конечно, помните имена всех своих двоюродных братьев.
— Да я не имею о них ни малейшего представления, милочка моя! — Но тут на столе зазвонил телефон, и секретарша сняла трубку.
Перелистывая быстро одну страницу за другой, Мари бегло пробегала глазами длинные колонки имен, выискивая тех, кого знала бы она лично. Вначале таких отыскалось трое, но Мари плохо помнила их и при встрече могла не узнать. И лишь прочитав на двенадцатой странице «Кэтрин Стейплс», она сразу же вспомнила и лицо, и голос женщины, носившей это имя.
Холодная Кэтрин, Ледышка Кэтрин, Стейплс-Бревно — эти и прочие прозвища, которыми столь незаслуженно некогда наградили ее, ни в коей мере не отражали ни внешнего облика, ни духовных устремлений знакомой Мари. Впервые будущая супруга Дэвида Уэбба встретилась с Кэтрин во время своей работы в министерстве финансов в Оттаве, когда вместе с другими сотрудниками своего отдела снабжала вновь назначенных дипломатических представителей необходимой информацией о странах, куда им предстояло отправиться. Стейплс дважды имела дело с отделом Мари. Сначала она прослушала ознакомительный курс по «Общему рынку», а потом… Конечно же, потом был Гонконг! С тех пор минуло тринадцать или четырнадцать месяцев, и, хотя они не успели по-настоящему сблизиться, — всего-то четыре или пять раз вместе поужинали, да как-то еще Кэтрин угостила Мари обедом, на что та ответила тем же, — она все же неплохо знала эту женщину, которая по уровню профессионализма могла заткнуть за пояс едва ли не любого мужчину.
Чего стоит только ее быстрое продвижение по служебной лестнице в министерстве внешней торговли! Правда, за это ей пришлось заплатить расторжением раннего брака, после чего она дала клятву никогда больше замуж не выходить, поскольку решила, что при таком, связанном с ее суматошной работой, образе жизни вряд ли ей удастся привлечь достойного ее внимания мужчину. Стейплс, стройной, среднего роста и весьма энергичной женщине, было сейчас за сорок. Одевалась она незатейливо, но со вкусом. Отличаясь цепким умом, Кэтрин была на работе отнюдь не пустым местом, что вызывало со стороны многих ее сослуживцев завистливые перешептывания, быстро ею обнаруженные, но мало ее, судя по всему, трогавшие, хотя она и относилась ко всякого рода пересудам с глубоким отвращением. Она могла быть доброжелательной, даже ласковой с коллегами — и мужчинами и женщинами, — которые не по своей вине оказались на должностях, мало соответствовавших их деловым качествам, но по отношению к чиновникам, производившим подобные назначения, была беспощадна, невзирая на занимаемые ими посты. Порой она не прочь была заняться и самокритикой, но делала это всегда с изрядной долей юмора. Если бы потребовалось вдруг охарактеризовать в одной фразе старшего советника международного отдела Кэтрин Стейплс, то, наверное, следовало бы назвать ее строгой, но справедливой. И здесь, в Гонконге, Мари и рассчитывала на ее справедливость.
— Никаких проблесков! — с сожалением заключила Мари, поднимаясь с кресла и возвращая справочник секретарше. — Чувствую себя ужасно глупо.
— Вы хоть немного представляете, как он выглядит?
— Я и не подумала никого расспросить об этом.
— Тогда сожалею.
— Я тоже, и к тому же значительно больше: придется звонить в Ванкувер, а мне так не хотелось бы делать это!.. Кстати, мне тут попалась одна фамилия. Мой кузен, скажу сразу, никакого отношения к ней не имеет. По-моему, это знакомая одной из моих подруг. Ее зовут Стейплс.