Приключения рождественского пудинга
Шрифт:
– А возможно, – вставил детектив, – что и помогают.
– Должен сказать, Пуаро, у вас извращенный образ мысли. Вся эта полицейская работа подорвала вашу веру в человечество.
Маленький бельгиец улыбнулся.
– Tout de meme, – заметил он, – было бы интересно составить таблицу случайных смертей в возрасте старше шестидесяти. У вас, уверен, возникла бы масса интересных мыслей.
– Вся проблема с вами состоит в том, что вы находитесь в постоянных поисках преступления, вместо того чтобы ждать, когда преступление найдет вас.
– Прошу прощения, – сказал детектив, – я кажется,
– С делами полная неразбериха! – воскликнул мистер Боннингтон. – Это сейчас главная проблема в мире. Слишком много неразберихи. И слишком много сладких речей. А сладкие речи помогают скрыть неразбериху. Как сильно приправленный специями соус помогает скрыть тот факт, что поданная вам рыба не лучшего качества… Дайте мне настоящее филе камбалы, и не надо никакого соуса.
Как раз в этот момент Молли поставила перед ним филе, и он довольно фыркнул.
– Девочка моя, а вы знаете, что мне надо, – заметил он.
– Но вы же часто бываете у нас, сэр. Так что я должна это знать.
– Так что, значит, люди всегда заказывают одно и то же? – спросил Пуаро. – Неужели никогда не хотят что-то изменить?
– Только не джентльмены, сэр. Леди любят разнообразие – джентльмены предпочитают постоянство.
– Ну, что я вам говорил? – проворчал Боннингтон. – Женщины абсолютно ненадежны во всем, что касается еды.
Он осмотрел сидевших в ресторане.
– А вообще мир – это веселое местечко! Видите вон того, странного вида джентльмена с бородой, в углу? Молли подтвердит, что он всегда приходит сюда по вторникам и четвергам. И делает это вот уже почти десять лет – он своего рода местная достопримечательность. И при этом никто не знает, ни как его зовут, ни где он живет, ни чем занимается. Когда задумываешься над этим – это кажется странным.
Когда официантка принесла их индейку, он сказал:
– Вижу, что дедушка Швейцарский Хронометр все еще на месте?
– Именно так, сэр. Как всегда, по вторникам и четвергам. Хотя на прошлой неделе он пришел в понедельник… Меня это здорово запутало. Я было подумала, что перепутала все дни недели и наступил вторник, а я и не заметила! Но на следующий день он тоже пришел, так что понедельник был, так сказать, дополнительным бонусом.
– Любопытное отклонение от привычки, – пробормотал Пуаро. – Интересно, в чем причина?
– Если вы спрашиваете меня, сэр, то должна сказать, что выглядел он вроде как расстроенным и обеспокоенным.
– А почему вы так решили? По тому, как он себя вел?
– Нет, сэр, не совсем по этому. Он, как всегда, вел себя очень тихо. Он вообще мало говорит, только здоровается и прощается, когда приходит и уходит. Нет, сэр, все дело в его заказе.
– В заказе?
– Наверное вы, джентльмены, посмеетесь надо мной, – Молли залилась краской, – но когда человек ходит сюда почти десять лет, ты поневоле запоминаешь, что он любит и что не любит. Он не выносит мясных пудингов и черной смородины, и я никогда не видела, чтобы он ел протертый суп, – а в понедельник он заказал протертый суп из томатов, пудинг с говядиной и почками, и торт с черной смородиной!
Было такое впечатление, будто он не видит, что заказывает!– А вы знаете, – сказал Пуаро, – мне это кажется чрезвычайно интересным.
Молли бросила на него благодарный взгляд и отошла.
– Ну что ж, Пуаро, – сказал Генри Боннингтон со смешком. – Давайте послушаем парочку ваших логических умозаключений. В самых лучших традициях.
– Я бы хотел сначала выслушать вас.
– Хотите, чтобы я сыграл роль Ватсона? Ну что ж: старина был у врача, и тот посадил его на диету.
– На протертый суп из томатов, пудинг с говядиной и почками и торт с черной смородиной?… Хотел бы я взглянуть на такого врача.
– Вы не поверите, старина, но доктора могут посадить вас на что угодно.
– И это единственное объяснение, которое приходит вам в голову?
– Ну, если серьезно, – ответил Генри Боннингтон, – то я думаю, что всему этому есть только одно объяснение. Наш неизвестный друг был под влиянием какого-то сильного психологического фактора. И этот фактор настолько овладел его сознанием, что он, грубо говоря, не замечал, что заказывал. – Помолчав немного, он добавил: – А теперь вы мне скажете, что знаете, о чем он так серьезно думал. Возможно, даже решите, что он обдумывал убийство…
И Боннингтон сам рассмеялся над своим предположением.
Но Эркюль Пуаро даже не улыбнулся.
Он лишь согласился, что мужчина, должно быть, действительно был чем-то сильно расстроен, и в этом его состоянии наверняка был намек на то, что с ним должно было произойти. Правда, его друзья позже уверяли его, что подобная проницательность – это уже из области фантастики.
Где-то недели через три Эркюль Пуаро и Боннингтон вновь встретились – на это раз в подземке. Они кивнули друг другу, пока раскачивались в такт вагону, держась за соседние ременные ручки. Потом, когда на «Пикадилли-серкус» пассажиры массово покинули вагон, они заняли места в его передней части – спокойном месте, через которое никто не проходил.
– Вот так-то лучше, – сказал Боннингтон. – Все-таки человечество состоит из одних себялюбцев. Ни за что не пройдут вперед, сколько их ни проси!
Эркюль Пуаро пожал плечами.
– А чего вы хотите? – спросил он. – Жизнь – это сплошная неопределенность.
– Вот в этом вы правы. Сегодня ты есть, а завтра тебя уже нет, – согласился Боннингтон с каким-то мрачноватым удовольствием. – Кстати, вы помните того старика из «Галант Эндевор»? Не удивлюсь, если он тоже отошел в мир иной. Не приходит в ресторан вот уже целую неделю. Молли этим жутко расстроена.
Пуаро выпрямился на сиденье. Его зеленые глаза сверкнули.
– Неужели? – спросил он. – Вы не шутите?
– Вы помните, тогда я предположил, что он был у врача и тот посадил его на диету? Диета – это, конечно, глупость, но я не удивлюсь, если тогда он консультировался у врача, и то, что тот ему сказал, было для него как гром среди ясного неба. Тогда это объясняет, почему он вел себя так, словно не понимал, что заказывает. И вполне возможно, что этот «гром» заставил его покинуть наш мир раньше, чем ему было написано на роду. Доктора вообще должны быть поосторожнее в своих высказываниях.