Приключения сомнамбулы. Том 2
Шрифт:
Родион Белогриб, напружиненный, брызжущий энергией, допрашивал заслуженного – грудь в орденах – дряблого, тщедушного старца с редким зачёсом, озабоченно-глубокими морщинами на лбу. – Вас, босоногого деревенского паренька, заметили и выделили благодаря исключительным способностям к иностранным языкам? И вот вы, ветеран внешней разведки, легенда специального отдела «С-3», ещё совсем юным сотрудником приложивший руку к успеху операции «Трест», маг тайных спецопераций по устранению… вас впервые пригласили на телевидение? Невероятно! Однако
Сморчок нехотя поднял тусклые усталые глазки.
– Одной из уникальнейших операций, насколько мне известно, стало устранение разрушителя советской агентурной сети во Франции, белоэмигранта, не скрывавшего лютой ненависти к…
Луч высветил самурайский меч.
Сморчок кивал, будто по принуждению.
– Не он ли, успешно устранённый вами, первым из эмигрантов выведал, что Сергей Эфрон, муж Марины Ивановны, состоял в политической агентуре у вас в отделе?
– Он, кто же ещё.
– С нетерпением ждём… – демонстрируя нетерпение, Белогриб дробно постукивал карандашом по столу, – в мемуарах покойного генерала Судоплатова о вашем подвиге сказано вскользь, не хватает живых подробностей.
– Тайные заграничные операции тщательно готовились специальным отделом, – еле заворочал языком ветхий маг, – мы с деятелей «Российского общевоинского союза» глаз не сводили, там заправляли махровые монархисты, туповатые вояки старой закалки, сколько раз мне на их парижских собраниях пришлось стоя слушать «Боже царя храни», а он, наш объект, и тех монархистов презирал, и… нам левая интеллигенция тайно симпатизировала, а он наших конспиративных эмигрантов-агентов, внедрявшихся в «общевоинский союз», на дух чуял; не чета тем оттрубившим своё воякам-монархистам, умён и догадлив был, хитёр. Чтобы устранить его, не наследив, мы создали фиктивную фирму, из неё наши сотрудники, будто бы торговцы недвижимостью, наведывались, приценялись к дому, изучали планировку, участок, густо заросший…
– Где это было?
– На французском юго-западе, в Биаррице.
– И как же… – напрягся упруго-плотный Белогриб.
– Главный вопрос – где лучше проводить акцию? Объект часто из Биаррица уезжал, я – за ним, за ним. Чёрт-те где колесил – то отправлялся за ним в Нормандию, на праздник яблочного бренди, то в Барселону, на освящение башни многобашенного недостроенного собора, но повсюду объект окружали люди. Да и перед калиткой его дома – велосипедисты, прохожие, хотя и разрослись большущие кусты ежевики – протянул скрюченной дрожавшею рукой фотографию; на ней, меж двумя бесформенными кустами, белела вилла… наши колючие пропилеи! – замер, всё ещё не веря, Соснин.
– А на самом участке – густые тропические растения, как джунгли, там было понадёжнее, чем где-нибудь снаружи, в засаде спрятаться. Кустились повсюду розы – красные, жёлтые… и близость испанской границы обещала быстрый безопасный уход, в Пиренеях ждали баски-проводники, – легендарный старец вяло излагал план.
– Вы, Николай Вениаминович, одним выстрелом, да? – торопил Белогриб.
– Да. Вот только жена его сбоку выскочила, как раз на напарника, который дублировал… тоже не промахнулся. Она с высокого бокового крыльца на розы упала. С чувством исполненного долга, словно повторил для верности важное опаснейшее задание, Николай Вениаминович из последних силёнок наморщился, жёлтый лоб избороздили глубокие расщелины.
Последние сомнения отпали – это был Веняков.
Очаровательная
мулатка в кремовом, с короткой юбкой, костюмчике достаёт из сумочки маленький пистолет с глушителем и беззвучно стреляет в спину крупного мужчины, одиноко попивавшего виски в зимнем саду отеля; огибает бирюзовый бассейн с пенистым водопадиком, стучит каблучками к выходу…– Ваш дублёр или, как вы сказали, напарник стрелял в безоружную женщину?
– Она его глаза в глаза увидела, сообщила бы приметы в полицию, выбора не было, – Веняков, как если бы вдруг устыдился собственного человекоподобия, весь покоробился и утонул в кроваво-красном свечении.
– Спустя годы угрызения совести не замучили? Э-э-э, время ведь многое заставляло пересмотреть. В моде тема покаяния.
Разгорались, приближаясь, фоновые лампадки.
– Нет, угрызения не замучили, за какие грехи прикажете каяться? – вынырнул из зарева Веняков, сухонький, как показалось, посвежевший, но исполненный пурпурной торжественности, – каяться не в чем, мы уничтожали врагов социализма.
Камера невзначай скользнула по кинжалам, скрещённым шпагам, задержалась на сабле, наполовину вытащенной из ножен; кровоточил фон.
– Он… тот враг социализма, нерусский был?
– Изучали его родословную до седьмого колена – поляки, прибалтийские немцы, русские, он воспитывался в набожной католической семье.
– Хорошо хоть обошлось в роду без евреев, а то бы национал-патриоты наши… – пошутил, не глядя в камеру, Белогриб.
– Ну-у, евреи-то как раз по нашу сторону баррикад толпились, – Веняков едва разжал губы, ответил на шутку шуткой.
– Французские шпики не замечали опасного столпотворения?
– Продажные бездарности! Потом в Испании от души повеселился, когда в газетах беспомощные полицейские отчёты о нашей операции прочитал.
– Правда ли, что на даче Полевицкой анархисты начиняли бомбы? И она, говорят, даже продавала людей… маска с хлороформом и…
– Правда. Она была ценнейшим спецагентом, была вне подозрений у тупых монархистов, без неё генералов, Миллера и Кутепова, нам вряд ли удалось бы заполучить, а этому… из Биаррица, шаг всего до её разоблачения оставался, вот Центр и распорядился срочно – убрать. Как она пела… замело тебя снегом, Россия… зал рыдал… как тосковала она по родине…
Обагряясь, высветился опять самурайский меч.
– Да, вы, хоть и франкофил, ценитель французской культуры и гастрономии, тоже нелегалом помаялись на чужбине, понимаю, сочувствую. Я вот из Венеции сбежал только что, поверите ли, на второй день карнавала с фестивалем потянуло домой, в Москву; даже на фейерверк не остался после концерта во дворце Грасси… Послушаем?
Полевицкая, одолевая шорохи, потрескивания лет, запела.
У обоих навёртывались на глазах слёзы.
– Увы, это, возможно, последняя программа популярного цикла, увы, – обрюзглый усач в переливчатом мешковатом костюме, выпутавшись из проводов микрофона, эффектным жестом вывернул карман брюк, – раскол в холдинге «Тревожная молодость», предстоящая покупка его с целью перепрофилирования глянцевым магнатом, лишают нас поддержки, уверенности в завтрашнем дне, но… но не будем о грустном. В самом совершенстве лазерных дисков, в их безукоризненном звучании есть что-то безжизненное, не так ли? – приободрился, хлопнул в ладоши на манер циркового фокусника.