На улице дальнейОчнулся с авоськой мирскоюПод мемориальной,Недавно открытой тоскою.Любовь укоряла:Прислушайся к слабому крику.Любовь умолялаВключить ее в Красную книгу.А там, между строчек,Остался с прошедшего летаЗасохший листочекБылого чужого букета.
«От ранней подруги своей…»
От ранней подруги своейДля позднего бракаУшел.
Захотелось детей,Которые благо.И сызнова — только держись —Углы, комнатенки.И все-таки всякая жизньЧужая — потемки.У каждого доля своя.Судьба или сила.И новая эта семьяЕго оглушила.Седой. Как мальчишка одет.С коляскою — в гору.И видно, что это не дед,По скучному взору.
«Надоело прыгать…»
Надоело прыгать,Тешить прыть свою,Появилась прихоть —Завести семью.Захотелось замуж.Вспыхнула в тишиЗолотая залежьСобственной души.С этою душоюИсстрадалась всласть.А еще с другоюНадобно совпасть.А еще несмело,Будто от обид,Колоколом телоДевичье гудит.
«Он прошептал ей одно…»
Он прошептал ей одно:Мы совпадаем по фазе…—В этой технической фразеНежности было полно.Он сообщал ей о томВ этой чудовищной форме,Что понимание в нормеБудет у них и потом.Что на далекий большакВыйдут, ступая упруго…— Мы рождены друг для друга,Раньше сказали бы так.
ЛЮБОВЬ
Все бы меж дел,Щурясь счастливо,В очи гляделЕй без отрыва.Вот и гляди!..Мало денечка.Но впередиВечер да ночка.
«Рассвет за окном струится…»
Рассвет за окном струится,Туман на ветвях висит.Распахнутая страница,Отсвечивая, гласит,Что нет на земле оружьяМучительней и сильней,Чем темные полукружьяВысоких твоих бровей.Что лучшего нет лекарства,Чем тонкая эта смесьСерьезности и лукавства.Прописанная нам здесь.
«Был молод, любил свое дело…»
Был молод, любил свое дело,Но с каждым начавшимся днемМучительно-сладко звенелоВнимание к женщине в нем.И сверстницы, чувствуя это,Естественно и без труда,Казалось, из целого светаЕго выделяли тогда.С годами он сделался желчен,Но долго, пока не затих,Всегда на молоденьких женщинСмотрел как на сверстниц своих.
«Прибрежная песчаная дорога…»
Прибрежная
песчаная дорога,И в предвечернем вспыхнувшем лучеТа женщина, легка и длиннонога,С купальным полотенцем на плече.И с нею разговаривает чинно.Возможно даже, не о пустяках,Чуть лысоватый низенький мужчинаВ ботинках на высоких каблуках.
«Догорал закат в окне…»
Догорал закат в окне.Под горой топили печи.Руки тихо, как во сне,Опустил он ей на плечи.Пара белых голубейВ мир, где дали необъятны,Вылетела из своейПолутемной голубятни.Ах, он выпустил их сам,Не желая лучшей доли, И —рванулись к небесам,Не сойдя с его ладони.
«Еще трава колола пятки…»
Еще трава колола пятки,—С тех самых детских лет босыхЖизнь у него была в порядке,Расчерчена — от сих до сих.И вот в какое-то мгновеньеУвидел с ужасом, что вдругЖизнь вышла из повиновенья,Как будто вырвалась из рук.Электровозом от вокзалаПошла, инерцию создав.И управленье отказало,И давит на плечи состав…
«Не такие уж простушки…»
Не такие уж простушки,Не такие простаки —Пели песни и частушкиУ серебряной реки.Но пока они резвились,Посветлела эта высь.Кудри русые развились,Косы в лентах посеклись
ХОЗЯЙКА
Взбежал по ступенькам — и рядомЕдва лишь ступил на крыльцо,Нещадно — как градом по грядам —Побитое оспой лицо.Но как залетевшая фразаИз повести вовсе иной —Два крупных внимательных глазаВбирали в себя глубиной.Одни вот такие — на тыщи…Смеркалось на дальней версте.И зорко смотрели глазищи,Что видеть должны в темноте.
«Возле черной насыпи — дорожка…»
Возле черной насыпи — дорожкаИ базарчик, пусть не высших проб.Где пучки душистого горошка.Связанные ниткой как укроп.Железнодорожная примета —Утреннее, в соснах, полотно.Проходило пасмурное лето.Женщина сказала: — Холодно,—В телогрейке с вылезшею ватой,В августе, что близился к концу,Тот букетик незамысловатыйПоднося задумчиво к лицу.
ОТЕЦ
Женился сын.— Ну, как невеста?Я у отца спросил.— Жена? —Поправил он. — Судить не место.Ему, наверное, нужна…Отцу еще немного было,Но жизнь пошла наперекос.Он жил в разводе и унылоМне отвечал на мой вопрос.— Болею. Многие болеют.—И с неожиданной тоской: —Они меня не пожалеют! —Сказал, потерянный такой.