Примета

«Бабушка умерла…»

Бабушка умерла — Кончилось детство. Умер отец — Кончилась юность. Мать умерла — Началась старость.

ПАМЯТИ ТОВАРИЩА

Позвонил один, другой, Но никак я не поверю, Словно в смутный сон дурной, В эту новую потерю. Сколько вынес на горбу!.. Лето. Многие не знали, Что собрат лежит в гробу В надоевшем Малом зале. Как все вышло у него! А хотелось в лучшем виде. Но народу — никого На гражданской панихиде. На кладбище уголок. Три веночка на могиле… Появился некролог — А уже похоронили.

ОТРАЖЕНИЕ

Толкнул закрытое окно, И отразились в правой створке Поехавшие как в кино Забор, скамейка, лес на взгорке. Но только было все мрачней — Береза с темною листвою, Земля холодная под ней И небо словно грозовое. Так отразится иногда Осенней пасмурною ранью Дней освещенных череда В твоем теперешнем сознанье.

«Малая родина…»

Малая родина. Дальнее поле. Дымок. Малая родина — В горле внезапный комок. Малая родина, В сердце струящая свет. В кровь нам и в плоть она Входит с младенческих лет. Малая родина. Скверы в осенней листве. (Малая родина Может быть даже в Москве.) Малая родина К нам приникает душой. Перебороть она Может себя для большой.

КОСТЕР НА БЕРЕГУ

И опять я себе пожелаю С поздней палубы,— словно в лесу, Вдруг прислушаться к дальнему лаю И приметить костер на мысу. Вам увидеть подобное негде, Вам такой и не встретить нигде, — Будто в жирной растекшейся нефти, Полыхающий в черной воде. Но и наши огни теплохода, Что движеньем относит назад,— Под мерцанием звездного свода Тоже много другим говорят. Ведь внутри корабельного лона Нам динамики что-то поют Среди желтого света салона И зашторенных мягких кают. Под густой опрокинутой бездной, Что зовется — небесная высь, Возле дремлющей пристани местной Эти вспышки в ночи разошлись. В той же самой воде отражаясь. Той же летней прохладной порой Разминулись друг другу на зависть, Рассчитались на первый-второй.

ПРОГНОЗ

«По области — облачно»,— сводка Гласит. И чуть-чуть погодя Земли этой каждая сотка Уже в ожиданье дождя. По области — облачно… Дело К дождю, но не стало свежей, Хоть небо давно потемнело И ниже мельканье стрижей. Скажите, но где же осадки, Что рушатся, землю топча,— Хотя бы лишь только остатки С чужого стола и плеча? Когда же из древней пищали Ударит над рощами гром?.. Ведь все это нам обещали, И мы так доверчиво ждем.

ТРАССА

Реактивный длится рев, Сши-рцнчмю не пугая Ни волков и ни коров,— Здесь беда скорей другая. Над водой, где невода, Над осинником лосиным — Невеликая беда: Небо пахнет керосином. Нынче трассы пролегли Сквозь расчерченные дали, Там, где запахи земли Сладко ноздри щекотали. Но и этот нам знаком, Он из давней детской были,— Будто лампу с фитильком Прикрутить в дому забыли.

ВЕЧЕР ЖИЗНИ

Вечер жизни тускло длится. Только память как софит Или словно вспышка блица — Неожиданно слепит. Все кругом за гранью блеска Словно кануло в пургу… Но себя он видит резко В том светящемся кругу.

«Провинциальность областная…»

Провинциальность областная Подчас не каждому видна. Пушком наивным обрастая, Живет размеренно она. В нее заложенное свойство — Неистребимостью сильна. Столичное самодовольство — Ее вторая сторона.

ПЕРЕДЕЛКИНО

Над пеной речки Сетуни, Вдоль вьющегося рва. Весна в какой-то степени Вошла в свои права. Бурлит вода задиристо. Вверху прошел экспресс. Я был здесь раз четыреста И вот опять полез. Не над провалом пропасти, Где липнет прядь к виску, Но все же не без робости Ступаю по мостку. Снежок слоистый корчится, Вода свой путь торит. В природном доме творчества Земля себя творит. И, ни на что не годная. Внизу, по краю рва, Ржавеет прошлогодняя Пожухлая трава.

У НАЗАРА НАДЖМИ

Ужасный зной стоял в Уфе, Когда гостил я у Назара. Он был разлит в любой строфе Поэм, садов или базара. А я хотел перевести Стихи башкирского собрата. (Не удосужился, прости. Жара, должно быть, виновата.) Он на работу убегал Чуть свет,— я спал довольно долго. Листвою шелестел квартал. Меня будило чувство долга. Я умывался во дворе, Всегда был рукомойник полон. Вскипала смолка на коре. Земля казалась ровным полом. Случалось разное со мной, Но удивительное дело, Что полотенце за спиной Как будто в воздухе висело. Отказываясь понимать И даже вздрагивая малость, Я видел, как старуха мать По трем ступенькам поднималась. Она по-русски ни словца За это время не сказала, Но улыбалась без конца, Что, впрочем, тоже ведь немало. А на столе бараний суп Дымился, жирный, с пылу-жару. На это как на Страшный суд Пожаловался я Назару. Но он мне объяснил, что гость — Ишак хозяина,— таится Лишь в этом суть, лишь это гвоздь Восточного гостеприимства. Дрожало солнце в синеве, Еще не то сулили сводки. Мы на трофейном «BMV» Катались, мы купались с лодки. А ослепительная мгла Жары валилась с небосвода. И наша молодость была Сильней любого перевода.

ИЗ МАШИНЫ

Песчаная осыпь. А там, на тропиночке, Курносая особь В цветастой косыночке. И вот она — мимо! Рабочая косточка? Иль, прытью томима, Туристская козочка? Труда или быта, Быть может, учетчица?.. Промчались — забыта. А помнить все хочется.

«Видишь, как гордо…»

Видишь, как гордо, Золотом светлым своим дорожа. Кленов когорта Высится, не доходя гаража? Небо невинно. Холодно. Дождик покапал едва. Снега не видно, И до него еще месяца два. И ни листочка Нет под ногой. Но, однако, теперь Ставится точка В перечне всех очевидных потерь

«Он по сути недавно спустился…»

Он по сути недавно спустился Из неведомых грозных глубин. Руку жал он мою и светился, Как, наверное, мог он один. Нет, не только детали, приматы, Пожелания или прогноз,— Ощущенье Земли как планеты Он впервые оттуда принес. Выступая с писательской сцены, Он о жизни своей рассказал. О, как чутко настроил антенны На него этот замерший зал. А потом он по нашему Дому Шел спокоен и светлоголов. Так пророки идут по сухому Средь морских белопенных валов. И ко мне подходили собратья До конца того долгого дня, Чтоб Гагарина рукопожатье Им почувствовать через меня.