Привет, заяц
Шрифт:
— Нравится, что ли? — он спросил аккуратно. — Правда?
— Да. Нравится. Зачем мне тебе врать?
— Да кто тебя знает? Ты же у нас бандит.
Чёрный овчинный пух на его пышной шапке развевался на ветру на фоне наспех нарисованной на стене уродливой цифры семь. Белая стена была вся обсыпана чёрными маркерными художествами, всякими свастиками, значками уличных банд, названиями каких-то андеграундных групп, дурацкими стишками про жизнь, смерть и любовь.
—
Я засмущался:
— Не знаю я, чего ты там такое читал. Я другие вещи читал.
— Про сиськи, про письки не читал?
— Нет, не читал. Хватит, а.
— А про что читал? — он всё надо мной издевался. — Толстоевского своего, наверно, да?
— В гости ко мне придёшь как-нибудь, покажу тебе, чего я читаю.
— Заинтриговал прям.
Глубоко в подъездной тишине иногда завывала шахта лифта, потом смолкала на мгновение, и наши сердца отмирали, слыша каждый раз, как двери распахивались на каком угодно этаже, но только не на седьмом. Холодная лампа надоедливо моргала, светила и будто бы даже грела. Только нам и светила, иначе совсем заплутаем во тьме, в этих толстенных каменных стенах.
Вдруг звонко лязгнула дверь. Эхо глухого металлического удара шлёпнуло нас по ушам. Витька небрежно глянул из-за плеча в сторону коридора, мол, ну кто там ещё? Из подъездного полумрака возникла сгорбленная старушка в платке и с потрескавшейся палочкой.
— Чего курите тут стоите, на весь подъезд воняете? — она проскрипела нам. — Из этого дома?
— Из этого, — уверенно ответил Витька, пыхнул дымом разок и будто из уважения к старушке выкинул недокуренную сигарету с балкона.
— С какой квартиры? — она всё не унималась.
Я виновато опустил голову и тихо пробубнил:
— Не из этого мы дома.
— Вот, вот. Нечего тут шастать по ночам, давайте, уходите.
Я хотел было двинуться в сторону лестницы, как вдруг Витька забасил на неё:
— Да ладно, Вам жалко, что ли? Постоим тут, да пойдём.
Бабушка чуть повысила голос:
— Вот дома у себя стойте, обстойтесь хоть всю ночь.
— Вы не кричите, люди-то спят, — он сказал ей вежливо.
Она вдруг замахнулась на нас своей палкой и взорвалась на весь подъезд:
— Я не ясно сказала, что ли? Пошли нахуй отсюда, палкой щас как ёбну только по хребту!
Витька громко расхохотался и зашуршал своими штанами в сторону лестницы, а я следом за ним.
А бабка всё ворчала нам вслед:
— Ой, бессовестный, ба, бессовестный. Ещё солдат ведь!
Мы с ним выбрались из подъезда на трескучий мороз. Так смешно было с её этого голоса. Долго ещё по коридорам гуляло эхо её надрывных криков.
Совсем не хотелось возвращаться с ним в уличный холод. Так я за эти полчасика привык к уютному теплу, к чувству домашности. Как же это всё дело продолжить? Не хочу, чтоб заканчивалось.
И ведь знаю, как продолжить. Знаю, хочу, но не могу. Страшно.
Плевать.
Я набрал воздуха в грудь и сказал ему:
— Пошли ко мне?
Глава 4. "Артёмкин мир"
IV
Артёмкин мир
— К тебе, значит? А бабушка с дедушкой?
— Они же спят. Тихонечко в комнату ко мне зайдём, там посидим. До утра никто и не сунется. А ты уже к тому времени уйдешь.
— Смелый какой. Пошли, раз приглашаешь.
— Только давай через парк? — предложил я.
— Так ведь дольше получится.
— Зато красивее. И светло будет.
Он согласился. Рядом со мной зашагал.
А когда я последний раз вот так гулял по ночному или хотя бы вечернему парку? А гулял ли вообще? Нет, не гулял. В кино только видел, что так делают.
А это всё не в кино, это всё наяву было.
Жёлто-розовые переливы пушистого снега. Наяву. Приятный скрип под ногами. Настоящий. Пышные спящие ёлки в белых шубейках. Потрогать можно.
Взгляд провожал вдаль огоньки расписных фонарных столбов. Холодные скамейки и мусорные баки тонули в сугробах. Своды американского клёна в толстой корке колючего инея пестрили над головой.
В парке. Здесь.
Наяву.
— Вау… — тихо вырвалось у меня вместе с пушистым облаком пара.
— Чего «вау»? — переспросил Витка. — Никогда в этом парке что ли не был?
— Был, но… Как будто и не был.
— Ой, загадки прям одни, посмотрите на него, идёт весь такой мистический-потусторонний, — он надо мной расхохотался. — В парке и был, но как бы и не был, и понимай, как знаешь.