Привет, заяц

— Из-за завода, что ли?

— А из-за чего ещё? Из-за завода, конечно.

Одинокая берёза неподалёку от нас застыла в ледяной невесомости на фоне ярко-зелёного марева и будто любовалась этим искусственным северным сиянием. Море мёртвой холодной стали и химии напоминало мне новенький детский конструктор, безвкусно утыканный донельзя крохотными светодиодными лампочками с рынка. Настоящий безжизненный город скорби и индустриальной печали на контрасте с нашим родным и душевным районом с его тёплыми панельными башнями, что светили в ночи всем прохожим нежным домашним уютом.

— Не завидую я тем, у кого тут рядышком дача, — сказал я. — Или ещё хуже, кто здесь живёт рядом.

— Почему это?

— Почему, почему. Рак, вот почему. Химоза такая, будь здоров.

— А, ты про это. Ну, да. Да у нас весь город этим химсорбентом дышит, чего уж теперь.

— Всё равно, когда живёшь рядом или работаешь тут, то риск увеличивается. Вот у меня двоюродный брат есть, Женька, у него мама, тётя Алла, в том году от рака лёгких умерла. Угадай, где работала?

Витька призадумался и ответил:

— В цветочном магазине?

— Чего?

— Да шучу я. Понял я всё. И что, думаешь, она тут рак подхватила, на этом заводе?

— А где ещё-то? Ужас какой.

Он недовольно цокнул и посмеялся:

— Что ты всё гундишь и гундишь, а? Привели тебя вид показать, а ты ноешь, ноешь. Бандит ушастый.

— Нет, вид красивый, ничего не говорю.

— Вот и не говори. Наслаждайся. А потом дальше пойдём.

Я удивлённо посмотрел на него.

— Куда? На завод, что ли?

Он ткнул пальцем в сторону уходящей вдаль железной дороги, туда, где огромный тепличный комбинат разжигал небо на окраине Верхнекамска ядовито-рыжим огнём. Облака будто дышали и пульсировали ярким пламенем. И пламя это разливалось по ночному небу речушками лавы, обжигало глаза одним своим видом и заставляло щуриться.

— Не замёрз? — спросил Витька.

— Не замёрз.

— Подштанники греют?

— Греют, греют.

Всем снегом нашего городка не потушить этот вечный пожар человеческой инженерной мысли. Клочки чёрных безмолвных деревьев вокруг аккуратно обступали это пламя, словно боясь приблизиться к нему, чтобы не вспыхнуть и не сгореть навсегда в оранжевом океане света.

— А тебе в этой шапке тепло? — я хитро спросил его. — Уши то в ней открыты.

— Ты за мои уши не переживай. Меня вон, — он показал мне сигарету, зажатую между пальцами. — Курево греет. Понял?

Голова его в этой пушистой шапке с кокардой переливалась нежным желтоватым сиянием на фоне мёртвого неба. Витька на меня глянул радостным улыбчивым взглядом, будто с гордостью являя мне этот мрачный, но такой по-своему прекрасный пейзаж. Будто он сам и был автором этого железного полотнища в бескрайнем снежном море. Я лишь молча кивал ему в ответ. Пускай знает, пускай поймёт, что я по-странному наслаждался этим видом и благодарил его за то, что он мне его подарил.

— Ладно, двинули дальше, — сказал Витька, и в воздухе промелькнул янтарёк докуренной сигареты. — А то задубеем тут стоять. На ходу ещё насмотришься.

Он махнул мне рукой, и я зашагал рядышком по утонувшей в тонком слое снега железной дороге. Долго мы с ним брели вдоль завода, вдоль металлической безжизненной долины, пока вид не скрылся от нас за холмом. Железная дорога побежала куда-то вниз, в сторону города и его ярких уютных огней.

Я спросил его:

— Не боитесь здесь по ночам гулять?

— Не боимся. Я один даже иногда сюда прихожу. Вон на ту вышку даже забирался, чай там пил сидел, — он ткнул пальцем в сторону невысокой радиовышки с лестницей.

— Потом меня сторож местный увидел, сказал, ещё раз я туда полезу, в школу маляву накатает.

— Ты в форме своей, что ли, лазил?

— А что? — он удивился.

— Да ничего. Кто у нас тут ещё такой зелёный по городу так вот гоняет? Только вы с Натановского переулка, больше некому. А меня если бы увидел, так и не понял бы, из какой я школы. Может, я вообще нигде не учусь? Кому тогда стучать на меня будет?

Витька замолчал и негромко шмыгнул. Едва заметная обида сверкнула в его глазах. Понял, видимо, что я был прав и продумал все детали этой вылазки лучше него.

— В следующий раз тогда тебя с собой возьму, — он хлопнул меня по плечу. — Будешь меня консультировать по поводу маскировки. Умник.

***

Старый железнодорожный мост рассекал старушку Каму ржавым металлом и переправлял поезда на другую часть города. Какой-то по-особенному холодный ноябрь выдался в этом году. Речка ещё неделю назад покрылась непробиваемым белым панцирем и превратилась в настоящую заснеженную пустыню.

Мы шли по вершине холма, шагали по самой высокой части берега, глядели свысока на застывший во времени пейзаж, слушали, как зловеще завывал ветер, как вдалеке позади нас шипели заводские трубы, заставляя небо над нами пульсировать ядовитым оранжевым светом.

Витька жалобно вздохнул и сказал:

— Знаешь, а я вот иногда немножко даже завидую тем, кто в красивых городах живёт.

— Да? Это в каких таких красивых городах, например? В Москве в этой несчастной? В Питере?