Продавщица. Галя, у нас перемена!

— А знаете что? — заговорщически подмигнула мне Катерина Михайловна, когда мы съели все пирожки и выпили не по одному стакану чая. — У меня кое-что есть, — и она, достав из кармана связку ключей, отперла одним из них шкафчик, висевший над самодельной учительской кухней. — Вот! Только — тссс!

Я осторожно взяла в руки бутылку, которую она мне протянула, украдкой опасливо обернувшись на дверь. По приклеенной оранжевой этикетке шла косая золотистая надпись: «Ликер мандариновый», а ниже — «заводов Главспирта». Крепость — 30%. 0,5 л". Что ж, не откажусь, попробую с наперсток.

После дегустации продукции «Главспирта» беседа потекла еще оживленнее. Осторожно задавая наводящие вопросы, я выяснила следующее: школа, на порог которой я катапультировалась прямо из Екатерининского садика, находящегося рядом с Гостиным двором в Санкт-Петербурге, находилась в районе Сокол, на улице Балтийской. В районе полным ходом шло возведение новых домов (их стали именовать хрущевками, а позднее — презрительно — хрущобами), жильцы которых массово переезжали из бывших коммуналок в отдельные квартиры. Окраины Москвы заселялись с невероятной скоростью.

— Представляете, Дарья Ивановна, — восторженно говорила моя собутыльница, осторожно плеснув себе в чай микроскопическую дозу ликера, — я же почти всю свою жизнь сознательную в коммунальной квартире прожила, на улице Кирова. Очередь в туалет, очередь на кухню, рассчитать, кто сколько света нажег, кто случайно чужие продукты взял, чья пора настала места общего пользования мыть… А тут — дождалась в кои-то-веки, расселили нашу коммуналку. Получила ключи от квартиры. Счастье-то какое! Нет, жили мы, конечно, дружно. Старшие за младшими присматривали, скандалов, ругани, попоек отродясь не было. Дни рождения вместе справляли, когда разъезжались, обменялись телефонами. Мне, правда, телефон еще не установили — я ключи-то в июле только получила. И новоселье толком не справляла: пока у меня ремонт идет. Но как все закончу, обязательно Вас приглашу!

Уплетая за обе щеки пирожки с ливером (когда-то я точно такие же пирожки купила у метро после свидания с моим тогдашним кавалером, Ваней, во время моего прошлого путешествия в СССР), я внимательно слушала рассказ Катерины Михайловны. Очень удачно получилось, что она больше любит говорить, а не слушать, иначе мне пришлось бы изворачиваться и фантазировать на ходу, дабы не проколоться. А тут — красота! Сиди, слушай и внимай.

Оказеывается, моя новая знакомая и — по совместительству — коллега, родилась в двенадцатом году. Поначалу я чуть не поперхнулась, услышав эту дату. И не мудрено — теперешним детям тридцатых уже хорошо за восемьдесят. А в то время и ровесников двадцатого века еще рановато было записывать в старики — им было всего по шестьдесят три года.

Война застала Катерину Михайловну, когда она уже преподавала в школе. Она ушла на фронт, воевала до самой Победы и даже ранение получила. О войне она, правда, рассказывала, не очень охотно. С собой Катерина Михайловна носила фотографию, на которой была запечатлена она в молодости — перед самой отправкой на фронт в 1941 году. Эту фотографию она с удовольствием мне показала, а после, смахнув слезу, видимо, появившуюся после нахлынувших воспоминаний, аккуратно завернула в бумагу, положила в книгу и убрала в сумку. С этой фотографии на меня смотрела улыбчивая большеглазая хохотушка, чем-то напоминающая Тосю — героиню Надежды Румянцевой из культовых советских фильмов: «Девчата», «Неподдающиеся», «Королева бензоколонки»… Она совсем не походила на теперешнюю статную, дородную даму пятидесяти.

Надо сказать, что поначалу я без особого удовольствия согласилась попить с Катериной Михайловной чайку: мне это нужно было просто для того, чтобы раздобыть нужную информацию и понять, что делать дальше в мире, в который мне снова довелось попасть. Однако всего спустя пару часов я осознала, какая редкая возможность мне выпала второй раз в жизни: ведь все преподаватели, которым к тому времени уже исполнилось сорок или больше лет, так или иначе участвовали в событиях Великой Отечественной Войны. И сейчас это были не слабенькие бабушки и дедушки, вещи которых зачастую бесцеремонно выбрасывают на помойку родственники после их кончины, а вполне еще крепкие люди. Большинство их них живы и вполне работоспособны. С ними можно поговорить, расспросить об этих событиях…

Кто-то из них отправился на фронт, воевал и, быть может, дошел до Берлина, кто-то — гасил зажигалки, кто-то — работал на производстве, не покладая рук… Помню, когда я попала в СССР в прошлый раз, я даже записывала где-то в тетрадке воспоминания девушек, которые жили со мной в общежитии. Кое-кто из них даже перенес блокаду в Ленинграде и рассказывал, что долго потом не мог отучиться от привычки всегда носить с собой сухари в кармане…

— А что же Ваш кавалер, Дашенька? — сменив серьезный тон на привычный легкий и игривый, спросила вдруг Катерина Михайловна.

— К-какой кавалер? — рассеянно переспросила я. Увлекшись мыслями о войне, в которой довелось принять участие моей коллеге, я совсем забыла о теперешнем времени.

— Симпатичный такой, с волосами волнистыми, — сделав хитрый прищур, не хуже, чем у вождя, бюст которого стоял в комнате, заулыбалась Катерина Михайловна. — С нотной папочкой все ходит. Провожал Вас тут намедни. Николаем звать, кажется?

— А, да, конечно, — лихо принялась я фантазировать. — Коля, мой знакомый. Окончил музучилище, работает в театре оперетты. Недавно познакомились. Ну пока так, ничего серьезного.

— Ох, Дариванна, — просто, по-бабьи вздохнула собеседница. — Коли ничего серьезного, то гоните его взашей.

— Почему? — удивилась я, прихлебывая чай с блюдца. Вкусно-то как, оказывается!

— Потому! — стукнув ладонью по столу, неожиданно громко сказала Катерина Михайловна. Готова поспорить, что именно таким жестом она моментально успокаивала целый разбушевавший класс пионеров. — В кино ходили?

— Да, — ничего не понимая, кивнула я.

— Мороженое ели?

— Да, — снова кивнула я.

— За ручки держались?

— Да, — как попугай, снова кивнула я, уже примерно понимая, к чему клонит строгая учительница.

— Вот и все! Спросите его, какие у него намерения! Ежели не готов к созданию семьи, гоните его взашей! Да Вы, Дашенька, не подумайте, я не горячку порю, — заметив, что я нахмурилась, уже более мягким тоном заговорила собутыльница. Девушка Вы хорошая, трудолюбивая. Хоть и с третьего раза, но в институт поступили, закончили. Место Вам в школе дали хорошее. Комнату получили. Далековато Вам ездить сюда из Вашей коммуналки, но дело наживное. Все основные проблемы Вы решили, кроме одной — замужества. Вы теперь не лимитчица, а завидная невеста. Образование, жилье, работу имеете в Москве. Вот и боязно мне — как бы не встретился на Вашем пути проходимец.

— Ладно, — проникнувшись материнскими речами преподавательницы, кивнула я и шутливо взяла под козырек. — Буду начеку. Что не так, обязательно стану докладывать!

— Вот и славно! Пойдемте-ка домой, Дарья Ивановна, — Катерина Михайловна, перейдя с «Дашеньки» на обычное вежливое обращение, взглянула на часы. — Девятый час. Засиделись мы, однако.

Глава 4

Я отставила кружку и, поднявшись со стула, как бы невзначай сказала:

— Катерина Михайловна, а можно журнал классный своих архаровцев гляну? Посмотреть хочу кое-что…