Продавщица. Галя, у нас перемена!

— Спасибо большое, — обрадовалась я совершенно искренне и обтекаемо ответила: — Да нет, не то чтобы…

Очень кстати! Пирожки с ливером, которыми меня угостила Катерина Михайловна, конечно, были наивкуснейшими и таяли во рту не хуже меренгового торта, но к девяти вечера мне уже снова захотелось поесть, и чего-то более существенного. Да и комплименты своему телу, внезапно снова ставшему худым и молодым, я выслушала с удовольствием. — Спасибо Вам, ээээ…

— Дарья Никитична! — окликнул из комнаты старенькую соседку мужской голос. — Я Вам телевизор починил, все нормально! Лампа просто новая нужна была. Смотрите с удовольствием!

— Спасибо тебе, Севушка! — похвалила неизвестного домашнего мастера старушка. Надо же, она, оказывается, почти моя тезка. Только я — Ивановна, а она — Никитична. Что ж, легко будет запомнить.

Скинув туфли в прихожей и повесив плащ на вешалку, я пулей домчалась до кухни по длинному извилистому коридору и снова огляделась. На одном столе стояла трехлитровая банка с какой-то жидкостью и надетой сверху резиновой перчаткой, на другом — бутылка с молоком и пробкой из фольги, на третьем валялись какие-то очистки от рыбы и лежала кем-то забытая зеленая резиновая грелка. В углу стоял большой холодильник, на котором было написано: «Зил — Москва». Заглядывать туда я пока не стала.

На четвертом столе, стоящем дальше всех от меня, возле самого окна, на деревянной подставочке стояла тарелка, прикрытая салфеткой. От нее доносился изумительнейший аромат. Я аккуратно приподняла краешек салфетки, и в желудке у меня заурчало. Огромная порция вкуснейшей жареной картошки с грибочками, посыпанная сверху зеленью. То, что нужно! В последнее время я занялась собой, начала худеть и почти все жареное и жирное исключила из рациона. Ужинала я теперь овощным салатом с несладким чаем. Но это же там, в той моей жизни. А в этой жизни школьная учительница Дарья Ивановна, чей вес едва ли достигает сорок семь килограммов, сильно поправится всего от одной тарелки жареной картошечки. Да еще с грибочками, с зеленью, да со шкварочками… Ммм…

Даже не садясь к столу, я мигом схватила ложку, с наслаждением уплела всю порцию. Вкуснотища какая! Я запила свой бонусный ужин стоящей рядом чашкой холодного чая, наспех вымыла тарелку и поняла, что нужно решать следующую часть квеста, а именно — не вызывая ни у кого подозрений, найти свою комнату.

Глава 6

К счастью, искать свое место проживания мне долго не пришлось. У второй по счету от кухни двери, рядом с большим черным дисковым телефоном, висящим на стене, и тумбочкой, на которой лежал пухлый блокнот (видимо, телефонная книга), стояла молодая женщина лет тридцати в платочке в горошек и сереньком неприметном плащике. Одной рукой она держала за ладошку заплаканного испуганного пацаненка лет семи, а в другой у нее была тарелочка, от которой исходил чудесный аромат свежей выпечки. Несмотря на то, что я только что поела, у меня рот снова предательски наполнился слюной. Неужто снова угощения? Нужно бы себя в руках держать, а то, глядишь, поплывет Дашин сорок четвертый размер к привычному для продавщицы Гали пятьдесят восьмому.

Вид у женщины был очень усталый и изможденный. Взглянув в ее глаза, я чуть не вздрогнула. Точно такой же взгляд — понурный, несчастный и обреченный — был у меня на протяжении последних тридцати лет — ровно до тех пор, пока я не нашла в себе силы кардинально поменять жизнь и не уволилась с ненавистной работы. Видать, и этой молодой маме очень тяжело приходится.

— Дарья Ивановна, Вы за шкетом моим не присмотрите? Ховорит, не хочет один с этим оставаться… Та я пока в махазин сбехаю, да кой-чего еще сделаю, — с ярко выраженным акцентом попросила она.

— Я? — удивилась я. — Присмотреть?

Одной оставаться с чужим ребенком? Как бы не «пришили» мне потом чего… И с кем с «этим» не хочет оставаться заплаканный мальчишка?

— Ну пожалуйста, — взмолилась женщина, чуть не заплакав. — Вы же мне никогда не отказывали! Та сейчас все равно дома никого нет. Ехорка тихо посидит, он вас любит очень. К Дарье Никитичне идти не хочет, боится ее, говорит, очень уж она строгая. Ежели чего, еды я ему на столе оставила. А еще я шанежки напекла, вот, угощайтесь! — и она протянула мне тарелку.

— Пойдем, Даша! — потянул меня за руку пацаненок и беззубо улыбнулся. — Я тебе почитаю и секрррет интеррресный ррраскажу.

Он явно гордился тем, что недавно научился выговаривать букву «р».

— Не Даша, а Дарья Ивановна! — строго одернула его мама и опять заискивающе обратилась ко мне. — Вы уж не обижайтесь на него. Тянется он к хорошим людям, внимания ему не хватает. Так посидите? Очень Вас прошу.

— Ладно, — подумав, согласилась я. Что ж, назвалась Дашей — полезай в кузов. В конце концов, в просьбе женщины не было ничего особенного. Бояться неприятностей из-за того, что я осталась наедине с чужим ребенком, не стоит. В коммуналках советские люди нередко проводили больше половины своей жизни. Дети вырастали, дружили, некоторые даже потом создавали пары. Несмотря на периодически возникающие конфликты, люди нередко старались помогать друг другу. Мальчишки и девчонки, проживающие в одной квартире, нередко росли вместе: бегали друг к дружке в комнату, гуляли, праздновали свадьбы, дни рождения, справляли Новый Год… Сегодня ты за чьим-нибудь ребенком присмотришь, а завтра соседка твоего в кино вместе со своим возьмет. Сегодня ты за продуктами для бабушки-соседки сходишь, а завтра она с тобой дачными дарами и банками-закатками поделится. Так и выручали друг друга. Окей, присмотрю за Егоркой. Отличная возможность проверить свои педагогические способности.

— Ну и ладненько, — повеселела женщина и еще раз, уже более настойчиво, протянула мне тарелку с шанежками, будто боясь, что я передумаю. — Вы берите, берите. — И передав мне руку Егорки, она почти бегом направилась к выходу.

— Анна! — строго окликнул ее уже знакомый мне голос моей полутезки. — Показания счетчиков за сентябрь я подала, кому сколько платить, рассчитала. Там за Вашу комнату и за места общего пользования. До конца месяца денежки на стол положите.

— Хорошо-хорошо, Дарья Никитична! — уже с лестничной площадки крикнула Анна, захлопнув дверь. Я услышала, как по лестнице быстро-быстро застучали ее каблучки.

— Идем? — вопросил пацаненок, жадно глядя на тарелку с шанежками.

— Идем! — решительно ответила я и толкнула дверь. — Давай, заходи, гостем будешь! И секрррет расскажешь.

* * *

Просторная комната с двумя высокими окнами, выходящими на шумную улицу, в которой мы оказались, была ничуть не меньше, чем та, в которой мы когда-то жили втроем с Лидой и Верой. Эх, как же хорошо тогда было… Несмотря на довольно скудную обстановку (небольшой шкаф с чуть треснутым зеркалом, выщербленный стол, который, скорее всего, был и письменным, и обеденным, три стула, кровать с металлическими поручнями, над которой висел портрет популярного тогда актера Николая Рыбникова, и книжная полка, забитая книгами и журналами), в Дашиной комнате, в которой я временно оказалась хозяйкой, было довольно уютно. То тут, то там встречались аккуратная вязаная салфеточка, симпатичный милый коврик… Было заметно, что настоящая Даша, с утра до вечера занятая в школе, тем не менее, старалась сделать свое жилище привлекательным.

Несмотря на то, что с Дашей внешне мы были похожи, как две капли воды и, кажется, обе любили рукодельничать, некоторые вкусы у нас с ней все же были разными. Рыбникова, я, например, никогда не считала мега-красавцем и его портрет над кроватью уж точно бы не повесила. Для меня он внешне был самым обычным парнем. Вот обаятельнейший и высоченный Василий Лановой с королевской осанкой и внешностью мачо — другое дело. Недаром по этому актеру долгое время вздыхала моя подружка-тихоня Вера, пока не закрутила бурный роман с футболистом сборной СССР. Она даже хранила портрет Ланового под подушкой, в чем ее как-то уличила Лида. Правда, и сама она, влюбившись позже в стилягу, засыпала с его фотографией в руке… Впрочем, как говорит Леонид Каневский, «это совсем другая история…».

Может быть, пройдет десять или пятнадцать лет, и Даша вступит в кооператив и приобретет свое жилье. А может быть, проживет тут до самого конца девяностых. И такое случалось. Мои знакомые (мать-одиночка и ее взрослый сын), так и не получившие квартиру от государства во времена СССР, долгое время жили в большой тридцатиметровой комнате в центре Петербурга, на набережной канала Грибоедова, прямо возле Львиного мостика. Это была самая настоящая, классическая, огромная коммуналка, в которой при желании можно было без всяких декораций снимать кино про коммунальный быт. Как ни билась моя знакомая, в очереди на квартиру их никто не «подвинул». Она уж было смирилась с тем, что еще долгие-долгие годы придется делить комнату с взрослым сыном, но неожиданно в начале двухтысячных их квартиру под офис выкупила какая-то крупная компания. Так они с сыном, не вложив ни копейки, оказались владельцами небольшой, но отдельной двухкомнатной квартиры в доме-корабле 600-й серии у метро «Пионерская». Вот тебе и «бесплатные» квартиры, которые якобы всем раздавали в СССР.