Профессия

Она все принимает. Уходит в ванную. Я расстилаю постель и уже приглядываюсь к напольному ковру – спать мне по-видимому придется в холодном одиночестве.

Гостья возвращается в моем халате – непривычно обвернутом вокруг ее талии. Она ложится, закутывается в одеяло и отдает мне халат.

– Это я напрокат брала. Спасибо...

Я тоже иду в душ. И чувствую себя как-то странно. Вроде бы и бытовуха, а так все вывернулось наизнанку. Возвращаюсь в том же халате и выключаю свет.

– Как вы? – спрашиваю у гостьи.

– А вы?

– Я на полу лягу.

– Не вздумайте! С вами мне теплее будет.

Ого, заявочки! Честно говоря – не знаю, что делать. Ложусь в халате и тоже натягиваю одеяло. И все это так жутко на меня непохоже, что я ощущаю себя на другой планете.

Она приникает ко мне, кладет голову на плечо, я провожу рукой по ее спине, по голым ягодицам. Моя гостья абсолютно обнажена и максимально доступна. И халат мне становится как-то тесен.

– Лара... вам не холодно?

– Холодно. Но с вами сейчас теплее.

Я глажу ее спину. Она приникает ближе. И, наконец, я нахожу ее губы и целую ее. Мне хочется видеть ее лицо, но я угадываю ее черты интуитивно. Она улыбается, и я целую ее улыбку.

– Вы же сказали, что вам спокойно, и вы ничего не хотите, – напоминаю я.

– Я передумала.

Теперь и она целует меня, развязывает пояс и стаскивает с меня халат.

– Вы же от меня прятались! – напоминаю я давнюю обиду.

– Я не хотела... влюбляться в вас. Вы мне показались шикарным и резким. Это опасное сочетание.

– Но я не такой.

– И я не такая, – роняет она между поцелуями.

Но уже слишком горячо. Я не хочу давать ей никаких прав на себя. Наоборот, хочу получить все права на ее тело – хочу его присвоить.

Мне кажется, она ждала меня. А я ждал ее. Искал ее – и нашел. Она обвивает руками мою шею... выдыхает мое имя. Это ли не счастье?

Потом я снова обнимаю ее, но это уже совсем другие объятия. Ее тело – уже мое тело, ее дыхание – уже мое дыхание, ее сердце – уже мое сердце...

– Хорошо, что ты приехала в Москву из своей Молдовы и дождалась меня здесь, – говорю я.

Она вдруг приподнимается на локте и заглядывает мне в лицо.

– Мистер частный детектив, откуда у вас такая информация?

– О чем?

– О том, откуда я приехала.

– Читаю по твоей солнечной коже. Не угадал?

– И что вы еще обо мне угадали?

– Остальное – познается практически, – выкручиваюсь я.

Да, ночь удалась. Более того – жизнь удалась. Вива, Лара!

19. ВИШНИ

Утром она исчезает. У нее – обычный рабочий день. А я остаюсь один и никак не могу вернуться мыслями к делу Прохорова. Мысли рассеиваются. Сознание вдруг наполняется чем-то легким, невесомым, по-весеннему ароматным и солнечным. Если мысли складываются из слов-понятий, но вполне объяснимо, почему мысли закончились: слова рассыпались на солнечные блики.

Это любовь. Абсолютно уникальная любовь.

Абсолютная любовь.

Меня выплескивает в город, где все движется быстрее и радостнее. Кажется, весь мир переполнен осязаемым, весенним, благоухающим счастьем. И меня – волной этого счастья – заносит в компанию Семакова. Я представляюсь репортером агентства новостей и спрашиваю Эдиту Валерьевну. Не потребовав предъявить удостоверение, секретарша проводит меня к кабинету Эдиты. Мне чудится, что все вокруг поглощены, как и я, своим счастьем и не хотят отвлекаться в мою сторону.

Эдита тоже не отвлекается. Она делает мне пальцем знак «Тссссс!» и кивает на диванчик для посетителей в углу кабинета, а сама продолжает говорить по мобильному телефону. Потом, не прерывая разговор, поднимается из-за стола и, повернувшись ко мне спиной, подходит к окну.

За окнами разливается солнце. Она говорит что-то быстро, четко, приводя какие-то цифры. Эдита – высокая, с длинными гладким черными волосами. Она острая. У нее тонкие, острые черты лица, острые локти. Но в этой своей остроте и четкости цифр она безумно мила. Теперь она стоит ко мне в профиль, и я разглядываю ее фигуру, обтянутую коротким темным платьем с высоким воротником. На плечи накинут то ли шарф, то ли платок серо-синего цвета. Разговор между тем становится более понятным. Теперь речь идет о выпуске серии новых антиаллергических препаратов, широко разрекламированных в средствах массовой информации перед летним сезоном бесконечной аллергии. Она отвечает на вопросы, постукивая ногтями по стеклу, словно приглашает кого-то снизу подняться на четвертый этаж.

Наконец, захлопывает телефон и оборачивается ко мне.

– Вот, ваши конкуренты жаждут горячих новостей. Здравствуйте, господин...

– Илья Бартенев, частный детектив.

И вдруг, даже в своей всепоглощающей радости, я замечаю, что лицо у Эдиты совсем не радостное.

– Но мне сказали, что вы...

– Я не хотел оглашать свою должность в коридорах компании.

– По поводу?

Она не садится на свое место, а продолжает стоять у окна и смотреть на меня. И на фоне окна кажется еще тоньше и острее, чем есть.

– По поводу убийства Виталия Прохорова.

– Чем я могу помочь?

Она спрашивает это спокойно. Но голос заметно ломается. Что-то звенит в нем еще, кроме простого вопроса. Она думает, чем еще должна поинтересоваться, и, наконец, находится:

– Почему вы спрашиваете об этом? Я не знала его при жизни. Вообще не знала.

И моя весенняя радость мгновенно меркнет. Так, словно из весеннего дня я попадаю в полосу бесконечного, серого, непроглядного дождя. И я... попадаю в эту полосу случайно – совершенно случайно, иду сквозь дождь, как по туннелю, и понимаю только одно: он не приведет к свету. Я уже не вернусь в тот солнечный день, из которого пришел. Этот день уже никогда не будет прежним.

– Эдита Валерьевна, в момент убийства Прохоров был не один. Рядом с ним находился его друг, Олег Сотник. Вы знакомы с этим человеком?

– Нет.

– Никогда не встречались?

– Никогда.

– Курить у вас можно?

– Курите.

Я закуриваю.

– Эдита... я не из милиции, – говорю ей внятно. – Я расследую это дело не для того, чтобы сообщить результаты правоохранительным органам. Вы это понимаете?

– Меня не интересует, кто вам платит.