Проклятый Лекарь

— Это было… невероятно! — голос Золотовой вырвал меня из ступора. Она смотрела на меня сияющими глазами, забыв про свою каталку. — Вы ворвались туда, как герой из рыцарского романа! Как вы узнали, где проблема?

— Опыт, — ответил я, срывая с рук окровавленные перчатки.

— Вы лучший врач в этой больнице! — продолжала восторгаться Золотова. — Я всем расскажу! Мужу, подругам, в светских салонах! Все будут знать о вашем подвиге!

Риск, нарушение всех возможных протоколов, конфликт с половиной отделения, потраченное время — и ноль Живы! Репутация вместо топлива для жизни. На репутации долго не проживёшь. Особенно когда у тебя в запасе всего несколько дней.

Я с каменным лицом докатил Золотову до больничного сада. Усадив на скамейку среди роз, я выслушал её восторги по поводу «невероятной терапевтической прогулки» и её нового гениального доктора.

Сославшись на острую необходимость принести ей «специальное успокоительное на травах», я наконец-то скрылся за углом оранжереи.

— Нюхль! — строго сказал я.

Нюхль тут же материализовался передо мной с виноватым видом. Его зелёные огоньки тускло мерцали. Я опустился на одно колено, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

— Ты издеваешься? — мой голос был тихим. — Пациент на операционном столе. Под наркозом. Без сознания.

Я сделал паузу, давая ему осознать ошибку.

— Как, по-твоему, он должен был меня поблагодарить? Послать мне ментальный импульс благодарности из астрала? — продолжил я.

Нюхль попытался оправдаться. Он показал когтистой лапкой наверх, потом сложил обе лапки в виде сердца и указал на меня. «Но ты же лекарь, хозяин! Ты должен спасать!»

— Какая наивность, — я покачал головой. — Мне нужны не просто спасённые, Нюхль. Мне нужна их благодарность. Личная. Искренняя. А вся благодарность за того пациента достанется хирургам и тому идиоту Волконскому. Ты понимаешь, что ты только что помог моему врагу?

Я не кричал, не шипел. Я говорил тихо, и от этого мои слова звучали ещё весомее. Нюхль опустил голову, его костяной хвост виновато поджался.

— Слушай сюда, дорогой мой, и слушай внимательно, — я ткнул пальцем в воздух перед его носом. — Мне нужны умирающие, которые: а) в сознании, б) могут говорить и в) не находятся под ножом у другого хирурга. Мне нужен тот, кого все бросили. Тот, от кого отказались. Безнадёжный случай в тёмном углу, о котором все забыли. Ты понял свою основную задачу?

Нюхль быстро и решительно кивнул. Помимо пациентов от доктора Сомова, помощь Нюхля лишней не будет. От него еще надо дождаться такого случая, а фамильяр, возможно, найдет быстрее.

— Вот и отлично. А теперь ищи, — велел я.

После получаса выслушивания новых «симптомов» Золотовой, я наконец был свободен.

В кабинете заведующего сидела Ольга. Она сгорбилась над столом и с такой яростью вычёркивала что-то красными чернилами из истории болезни, будто пыталась убить пациента одним росчерком пера. Её плечи были напряжены, а под глазами залегли тёмные тени, которых не было утром.

Обычно она холодна и собрана, как мраморная статуя. А сейчас — клубок нервов. Что-то произошло, пока я развлекал графиню.

— Где Пётр Александрович? — спросил я с порога.

— На обходе, — она не подняла головы. — Что, без присмотра своего покровителя скучно стало?

Её голос был полон яда. Но меня это мало интересовало.

— Просто хотел предупредить, что ухожу на вторую работу. В морг.

— Туда тебе и дорога, — её голос дрожал от сдерживаемых слёз.

Я усмехнулся.

— Плохой день, Ольга?

Она с силой хлопнула папкой по столу так, что чернильница подпрыгнула и оставила на белоснежной бумаге уродливую кляксу.

— Станет хорошим, когда вы все уйдёте! — её голос сорвался на крик. — Вы и ваш Волков! Выскочки! Вы только и делаете, что меряетесь… талантами, а пациенты из-за вас страдают!

Она вскочила, намереваясь вылететь из кабинета. Но когда она проходила мимо, я сделал быстрое движение и преградил ей путь, встав в дверном проёме. Она отшатнулась, наткнувшись на меня как на стену.

— Что ты… — начала она.

— Во-первых, — мой голос был тихим, но ледяным, и он мгновенно сбил с неё всю истерику. — Никогда не повышай на меня голос. Я этого не люблю. Во-вторых, не смей ставить меня в один ряд с этим идиотом Волковым. Мы с ним из разного теста.

Я сделал шаг к ней, заставляя её попятиться обратно в комнату.

— А в-третьих, если ты считаешь, что из-за меня пострадал пациент, то говори прямо. Кто, когда и как. Если у тебя нет фактов, то твои обвинения — это просто женская истерика. А истерики я тоже не люблю.

Она смотрела на меня широко раскрытыми, испуганными глазами, не в силах вымолвить ни слова.

С такими нужно говорить прямо. Сразу обозначать свою позицию. А иначе я от ее криков быстрее оглохну.

Возможно, со стороны это звучало грубо. Но если сразу не обозначить свою позицию, Ольга начнет распускать обо мне слухи по всему отделению. А зачем мне этого дожидаться, когда можно предотвратить проблемы в зародыше?

— Я жду, Ольга, — я продолжал смотреть на неё, не отводя взгляда. — Назови мне имя пациента, который пострадал из-за меня.

Она молчала, лишь тяжело дыша.

— Так я и думал, — я отошёл от двери. — В следующий раз, прежде чем заявлять подобное, хорошо подумай.

Она, пошатываясь, выскользнула из кабинета.

Что-то здесь не так. И кажется, я начинаю догадываться, что именно.

Я спустился в своё царство.

Прохлада и запах формалина были как бальзам на раны после эмоциональной бури на верхних этажах. Здесь не было истерик, интриг и капризных аристократок. Только честная, молчаливая работа и холодный, нерушимый порядок.

Остаток дня я провёл в секционной. Доктор Мёртвый решил проверить мой энтузиазм на прочность и оставил мне два тела. Первым был какой-то мелкий городской чиновник, умерший от инфаркта прямо на рабочем месте.

Сосуд Живы оставался на прежнем уровне, но моя истинная суть пробуждалась. Это было как вспоминать давно забытый язык. Сначала с трудом, подбирая слова, а потом они начинают литься сами, складываясь в древние, могущественные формулы.

Некромантская сила выросла ещё на полпроцента. Мелочь, но это был стабильный, уверенный рост.