Проклятый Лекарь

— Скажи мне, — я наклонился чуть ближе, и мой голос стал тихим, почти интимным, как у священника на исповеди. — Что на самом деле произошло в тот день на выпускном? В тот день, когда вы меня «потеряли» в лесу?

Эффект превзошёл все мои ожидания. Она сначала побелела так, что её лицо слилось со стеной. Потом, наоборот, залилась густым, уродливым румянцем.

Чашка в её руке задрожала, и остывший чай выплеснулся ей на колени, но она, кажется, даже не почувствовала этого. Её губы беззвучно зашевелились.

— Я… что ты… откуда…

Её глаза расширились от чистого, животного ужаса.

Она вскочила, с грохотом опрокинув стул.

— Мне нужно идти!

Но я был быстрее. Моя рука, как стальной капкан, сомкнулась на её запястье. Не сильно, но твёрдо, не давая вырваться.

— Нет, Ольга. Мы не закончили. Мы только начали. И на этот раз ты расскажешь мне всё.

Глава 13

Пётр Александрович Сомов шёл по коридору терапевтического отделения, и на его лице впервые за неделю было что-то похожее на умиротворение. Утро выдалось на редкость спокойным.

Никаких экстренных поступлений, никаких истерик от ВИП-пациентов, даже его новый «проблемный» сотрудник, Пирогов, пока вёл себя на удивление тихо.

Опоздал, конечно. Но проблем не доставлял.

Возможно, день пройдёт без катастроф.

Сомов мысленно составлял план обхода, когда как раз повернул к палате номер семь.

— Пётр Александрович! Постойте!

За спиной раздались быстрые, нервные шаги и знакомый голос. Сомов обернулся.

По коридору к нему почти бежал Виктор Краснов, заведующий хирургическим отделением. Обычно собранный, подтянутый и идеально выбритый. Но сегодня Краснов выглядел так, словно всю ночь оперировал на поле боя, а не в стерильной палате «Белого Покрова».

Под глазами залегли тёмные, почти чёрные круги, а его обычно идеально выглаженный халат был помят и, кажется, даже испачкан чем-то бурым у манжета.

— Виктор Павлович, — Сомов сдержанно кивнул, скрывая удивление. — Рад вас видеть. Что-то срочное? У вас вид, будто вы только что вернулись с войны.

— Почти, — Краснов тяжело вздохнул и с силой потёр переносицу. — Вчера был адский день, Пётр Александрович. Миллиард мелких операций подряд. Я даже в туалет сходить не мог, не то что присесть. Только сейчас, к полудню, немного освободился. Думал, хоть кофе попью спокойно, но нет — опять экстренная лапаротомия.

— Сочувствую, — искренне сказал Сомов. — У нас в терапии тоже бывают такие дни, но у вас, хирургов, конечно, нагрузка совершенно другая.

— Да, но я не об этом хотел поговорить, — Краснов огляделся по сторонам, убедился, что в коридоре нет лишних ушей, и понизил голос. — Речь о вашем новом сотруднике. О Пирогове.

Сомов внутренне напрягся. Вот оно. Началось. Он ожидал этого с самого утра. Жалоба. Скандал. Нарушение протокола. Он уже мысленно готовил унизительную объяснительную для Морозова. Но то, что сказал Краснов, застало его врасплох.

— Он такое вытворил, — Краснов покачал головой, и в его голосе прозвучало нечто похожее на изумление. — Вчера он… в общем, он спас нам пациента. И репутацию всего нашего отделения заодно. Мы бы точно потеряли больного, если бы не его вмешательство. Весь операционный блок до сих пор в шоке от того, как он поставил точный диагноз буквально через стекло.

Сомов почувствовал, как напряжение, сковывающее его плечи, едва заметно ослабло.

— Рад слышать, что мой сотрудник проявил себя с лучшей стороны.

— Но! — Краснов поднял указательный палец. — При всём моём уважении к его таланту, он грубо нарушил все мыслимые и немыслимые протоколы. Ворвался в стерильную операционную без должной подготовки, оттолкнул старшего хирурга от стола… Понимаете, Пётр Александрович, это создаёт опасный прецедент. Что если завтра каждый терапевт, которому что-то покажется, начнёт врываться к нам в операционную с криками «вы всё делаете неправильно»? У нас начнётся анархия.

Сомов нахмурился. Краснов был прав.

— Я понимаю вашу озабоченность, Виктор Павлович, — сказал он. — И я приношу свои извинения за действия своего сотрудника. Я обязательно проведу с Пироговым самый серьёзный разговор. Дисциплинарное взыскание, выговор — всё, что сочтёте нужным. Но прошу вас, не выносите это на официальный уровень. У меня и так с Морозовым из-за него, скажем так, непростые отношения.

— Да я и не собирался никуда идти, Пётр Александрович, — Краснов криво усмехнулся. — Вы думаете, я пришёл сюда жаловаться, как институтская барышня? Нет. Я пришёл договариваться.

— Договариваться?

— Именно. Морозов ведь и меня по головке за такое не погладит. Знаете, почему я не хочу официального разбирательства? Потому что мне самому это невыгодно. «Терапевт-стажёр из морга спас пациента, которого чуть не угробила бригада лучших хирургов 'Белого Покрова». Моя репутация пострадает. Но и ваша тоже. Ведь это ВАШ сотрудник. Поэтому я предлагаю считать, что вчера ничего не было. Официально операция прошла штатно, возникшие осложнения были вовремя замечены и устранены силами хирургической бригады. Точка. А вы, в свою очередь, объясните своему вундеркинду, что в хирургию ему лучше нос не совать. Никогда.

— Я сделаю всё возможное, чтобы он вас понял, — заверил его Сомов.

— Вот и отлично, — Краснов протянул руку для рукопожатия. — И да, кстати. Пациент — граф Акропольский-старший. Да-да, тот самый. Чей сын, насколько я помню, входит в попечительский совет нашей клиники. Так что ваш Пирогов, сам того не зная, оказал нам всем огромную, просто гигантскую услугу. И создал проблему, если об этом кто-то узнает.

Они крепко пожали друг другу руки. Краснов развернулся и поспешил обратно в своё хирургическое царство. Сомов же остался стоять посреди пустого коридора, погружённый в свои мысли.

Умиротворение, с которым он начал этот день, испарилось без следа. Пирогов. Этот парень был не просто талантливым врачом. Он был ходячей катастрофой, которая каким-то непостижимым чудом каждый раз превращалась в триумф.

Он создавал проблемы, но эти проблемы… были на удивление полезными. И опасными. Очень опасными.

* * *

В столовой на мгновение воцарилась тишина. Все разговоры стихли.

Я чувствовал на себе десятки взглядов. Любопытные — от медсестёр, которые прекратили сплетничать. Откровенно злорадные — от одного из ординаторов, который сидел за соседним столиком и явно наслаждался представлением. Настороженные — от двух ординаторов у окна. Мы с Ольгой оказались на импровизированной сцене, и весь персонал клиники превратился в зрителей нашего маленького театра.