Проклятый Лекарь

Да, наблюдает. Вернее, наблюдал. И он наверняка в ярости от того, что я так легко и демонстративно разоблачил его «хвост». Остаётся только понять, на кой чёрт я ему так сдался.

— То есть за спасение влиятельных пациентов, которые спонсируют эту клинику, меня теперь тоже будут ругать? — я усмехнулся. — Интересная у вас клиника. Не зря я пять лет в академии штаны протирал.

— Я не знаю, что вам ответить, — Сомов был почти в отчаянии. — Ваша задача — не отсвечивать, пока я не найду способ перевести вас в терапию на постоянную ставку. А вы лезете на рожон.

Ты бы тоже лез, если бы твоя жизнь таяла с каждым днём. Ты и так стареешь и приближаешься к смерти, это естественный процесс. А я вот не планирую. Наполню Сосуд доверху, накоплю силы и стану бессмертным.

— Я вас понял, Пётр Александрович. Больше никаких подвигов, — мой тон был максимально миролюбивым. — Но я хотел бы взглянуть на графа. Просто из профессионального любопытства. Убедиться, что его состояние стабильно. Надеюсь, это не будет возбраняться?

— Нечего вам там делать, — отрезал Сомов. — Его ведёт Краснов!

— Что ж, — я повернулся, чтобы уйти. — Тогда, пожалуй, пойду в столовую. Расскажу всем за обедом в красках, как бригада лучших хирургов клиники чуть не зарезала графа Акропольского, но к счастью, к ним на помощь пришел стажёр из морга.

Сомов вскинул брови. Такой наглости он точно не ожидал. Но я был намерен во что бы то ни стало получить благодарность за свою работу, а с ней и драгоценные капли живы.

— Чёрт с вами, Пирогов, — вздохнул он, поняв, что спорить бесполезно. — Пятый этаж, ВИП-крыло, палата пятьсот два. Но чтобы я вас там не видел дольше пяти минут! И не отсвечивайте, — а потом, уже тише, с ноткой невольного восхищения добавил: — Но мне нравится такой напор. В вас есть стержень.

— Рад стараться, Пётр Александрович.

Я развернулся и, не оглядываясь, пошёл в сторону лифтов, оставив его стоять посреди коридора. Сначала — Синявин, потом — Акропольский. День обещал быть продуктивным.

В палате номер двенадцать картина была удручающей. Аркадию Синявину было заметно хуже. Он лежал на сбитых, влажных от пота простынях, его грудь вздымалась с видимым усилием. На лбу блестели крупные капли холодного пота, а губы приобрели лёгкий синюшный оттенок.

— Доктор… — прохрипел он, увидев меня, его голос был прерывистым. — Дышать… тяжело… Будто… мешок с песком… на грудь… положили.

Я достал стетоскоп.

Согрел холодную мембрану в ладонях и коснулся его горячей кожи. И я услышал их. Мелкопузырчатые хрипы, похожие на тихий треск целлофана или звук лопающихся пузырьков.

Они были слышны по всем лёгочным полям, с обеих сторон. Это называлось «крепитация», и это был очень плохой знак. Это означало, что его альвеолы — крошечные воздушные мешочки в лёгких, которыми он, собственно, и дышит, — стремительно заполняются жидкостью.

Я снова активировал магическое зрение. «Муть» в его ауре стала плотнее, почти осязаемой. Она концентрировалась именно в области грудной клетки, как густой, ядовитый туман. Потоки Живы там двигались вяло, лениво, словно увязая в невидимой трясине.

Чёрт. А я-то надеялся быстро разобраться с этим случаем, поставив ему какую-нибудь банальную пневмонию. Но всё оказалось сложнее. Пациенту становится хуже на глазах.

Впрочем, в этом были и свои плюсы. Чем тяжелее его состояние, тем ближе он к черте. А чем ближе к черте, тем сильнее будет благодарность за спасение. Каждый его хрип — это потенциальный процент в мой Сосуд. Главное — не упустить момент и не дать ему умереть по-настоящему.

— Доктор, что со мной? — с трудом спросил Синявин, его глаза были полны страха.

Глава 14

— Пока точно сказать не могу, Аркадий Викторович, — честно ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал успокаивающе. — Картина нетипичная. Но не волнуйтесь. Мы обязательно разберёмся. Сейчас я назначу вам дополнительные, более углублённые исследования. А пока — кислородная маска. Дышите глубже.

Я вызвал медсестру и распорядился насчёт кислорода. Нужно было делать бронхоскопию — осмотр бронхов изнутри с помощью специального зонда.

И, возможно, биопсию — взять кусочек ткани лёгкого на анализ. Рискованно, учитывая его состояние, но это был единственный способ заглянуть внутрь этого «тумана» и понять, с чем я имею дело. И сделать это нужно было быстро.

Пока медсестра устанавливала маску, я ещё раз просмотрел его анализы на планшете.

Итак, что мы имеем?

Кровь кричит о неспецифическом воспалении — СОЭ и С-реактивный белок зашкаливают. Но при этом посевы крови на бактерии — абсолютно чистые. Значит, это не сепсис.

За последние сутки присоединилась одышка, и я отчётливо слышу крепитацию — характерный хрустящий звук — в нижних отделах лёгких. Рентген показывает диффузное снижение прозрачности по типу «матового стекла». Похоже на атипичную пневмонию, вызванную, например, микоплазмой или легионеллой.

Но есть «но». И этих «но» слишком много. Во-первых, лихорадка у него циклична — температура то подскакивает до сорока, то падает почти до нормы. При классической пневмонии она была бы постоянной.

Во-вторых, как я выяснил из анамнеза, ему уже давали курс мощных антибиотиков до поступления к нам — без малейшего эффекта. Это не инфекция в классическом её понимании.

Это… реакция. Гипериммунный ответ. Его организм не борется с захватчиком, он сходит с ума, атакуя что-то, с чем постоянно контактирует. Что-то, что попадает в него извне. И тут всё сходится.

— Аркадий Викторович, — я подошёл к нему. — Скажите, в архиве, где вы работаете… там очень пыльно?

Он с трудом кивнул, не снимая маски.

— Ужасно, доктор. Вентиляции почти нет. Некоторые стеллажи не разбирали, кажется, со времён императора Павла. Пыль там… вековая.

Из-за маски его голос звучал приглушенно, но слова разобрать удавалось.

— А грибок, плесень на стенах или документах замечали? Чёрные, зеленоватые пятна?

— Да, — его голос под маской звучал глухо. — Этого добра много. Особенно в дальних хранилищах. Пахнет сыростью и тленом.

Я кивнул. Моя рабочая гипотеза укреплялась.

Скорее всего, это какая-то редкая, агрессивная инфекция, возможно, грибковая, подхваченная из архивной пыли. Она не определяется стандартными посевами и устойчива к обычным антибиотикам.

Я открыл его электронную карту и внёс новые назначения.

— Я назначу вам курс системных антимикотиков, — сказал я скорее для медсестры, которая как раз вошла в палату. — И нам нужно будет провести бронхоскопию, чтобы взять образцы непосредственно из лёгких.