Проклятый Лекарь

Моя красивая теория не подтвердилась. В медицине это нормальная практика. Здесь часто бывает, что для нахождения верного ответа нужно отработать не одну версию.

Кто-то достаточно умён, чтобы назначить правильный, нетривиальный анализ, но сам анализ ничего не дал. Загадка становилась только интереснее.

Это означало одно: мы ищем не там. Это не грибок, а что-то другое.

Я вернулся к показаниям приборов, просматривая динамику температурной кривой за последние трое суток. И тут я заметил то, на что не обратил внимания раньше.

Цикличность.

Пики лихорадки приходились не на случайное время. Они повторялись. Каждый день, примерно в одно и то же время: резкий скачок поздно ночью и ещё один — рано утром.

Это была не хаотичная борьба с инфекцией. Это была системная, предсказуемая реакция. Реакция на что?

— Анна Михайловна, — я подошёл к ней. Она дремала в кресле у кровати мужа, уронив голову на грудь. — Простите, что беспокою. Мне нужно задать пару вопросов. Очень важных. Ваш муж встаёт рано?

— Да, — она вздрогнула и подняла на меня усталые, красные глаза. — Всегда. В шесть утра, как по часам. Даже в выходные. Говорит, привычка с детства.

— А вечером? После работы? Есть какие-то постоянные дела, ритуалы?

— Ну… — она замялась, её щёки слегка покраснели. — Он обычно возвращается к семи, мы ужинаем и ложимся спать.

Я терпеливо ждал. В медицине, как и в некромантии, иногда самое важное скрывается в неловких паузах.

— Иногда смотрим телевизор, — наконец добавила она, избегая моего взгляда. — Муж берёт себе бутылочку пива. Иногда две. Ну, может, три максимум. Говорит, это его отдушина после пыльных архивов.

Пиво.

Каждый вечер.

Регулярность, которая идеально совпадает с цикличностью симптомов. Пик лихорадки и интоксикации приходится как раз на ночь и раннее утро — через четыре-восемь часов после… употребления.

Только с чем он контактирует? С некачественным алкоголем? С каким-то токсином, который попадает в пиво? Или дело в самом пиве?

Я отошёл к окну, делая вид, что смотрю на город.

— Нюхль, — позвал я мысленно.

Мой костяной помощник невидимой тенью постучался в мои ноги, обозначая свое присутствие. Я передал ему мысленный образ Синявина, его ауру, его «запах» Живы.

— Проследи за этим человеком. Не за его телом здесь, а за его следом во времени. За его жизнью. За его привычками. Вернись в его дом. Ищи источник. Ищи то, что он делает каждый день. Обрати внимание на пиво. Марка, место покупки, как он его пьёт.

Прелесть некромантских фамильяров, подобных Нюхлю, — они не привязаны к линейному времени так, как мы. Они могут двигаться сквозь пространство, следуя за остаточными эманациями Живы человека, как ищейка идёт по запаху. Не на большие расстояния, но этого было достаточно.

Он мог увидеть то, чего не могла вспомнить или не хотела говорить его жена.

— Анна Михайловна, — я повернулся к ней от окна. — Я сделаю всё возможное для вашего мужа. У меня появилось несколько версий, и я их сейчас проверю. А пока продолжайте поддерживать его. Ваша забота сейчас — лучшее лекарство.

Она с надеждой кивнула, сжимая в руках мокрый платок. А я ждал. Ждал доклада от своего маленького костяного шпиона. Потому что я был почти уверен: разгадка этой тайны лежит не в пыльных архивах. Она лежит в обычной московской квартире среди обыденной жизни Синявина.

Делать здесь было больше нечего.

Нужно было дать Нюхлю время. А у меня, согласно расписанию, был следующий пациент. Ещё одна загадка, но уже другого рода. Женщина, которая одним своим капризом обеспечила мне головную боль, но и открыла новые возможности.

Палата Воронцовой находилась в другом крыле, и пока я шёл туда, то просматривал на планшете результаты её первичных анализов, которые ей наспех сделали в кардиологии.

ЭКГ — идеальная, как в учебнике. Синусовый ритм, нормальная ось сердца. Тропонины — маркеры повреждения сердечной мышцы — на нуле. Рентген грудной клетки — чистый, как слеза младенца. Д-димер, который указывает на наличие тромбов в лёгочной артерии — в пределах нормы.

Кардиологи исключили всё, что могли: инфаркт, тромбоэмболию, миокардит. Они были в тупике. А для меня это означало одно: нужно искать не в сердце. Проблема была в другом месте.

Марина Воронцова, в девичестве Кокошникова, сидела на кровати, перебирая в руках простые деревянные чётки — не религиозные, а скорее для успокоения нервов. При моём появлении она отложила их и тепло, но с тревогой улыбнулась. В ней не было ни капли той аристократической спеси, свойственной Золотовой.

— Доктор Пирогов! — она оживилась. — Я так рада, что вы согласились меня принять. В кардиологии только руками развели, сказали, что я «слишком нервная». А Лизочка вас так хвалила! Настоящий профессионал!

— Расскажите мне подробнее о приступах, — сразу решил начать я и сел на стул рядом с её кроватью, открывая её электронную карту.

— Они начинаются внезапно, доктор, — её голос дрожал. — Сердце вдруг начинает колотиться, как бешеное, будто сейчас выпрыгнет из груди. В ушах шумит, пот льётся градом, руки трясутся так, что я не могу удержать чашку. И страх… такой животный, липкий страх, что вот сейчас — всё, это конец. А потом, через полчаса-час всё проходит, словно ничего и не было.

Я делал пометки в планшете, а сам активировал лёгкое некро-зрение.

Её аура была странной. Она пульсировала, вспыхивала и затухала, но не от физической болезни. Это было похоже на ауру человека, находящегося в постоянном, запредельном стрессе. Её жизненная сила сгорала не от болезни, а от… чего-то другого.

— Марина Вячеславовна, я назначу вам несколько исследований, — сказал я, закрывая планшет. — Биохимию крови с расширенным профилем — нужно проверить ваш метаболизм. УЗИ сердца, но не простое, а с допплерографией — посмотрим, как работают клапаны и кровоток. И УЗИ органов брюшной полости, с особым вниманием к надпочечникам.

— Надпочечники? — удивилась она. — Но при чём здесь они? Мне же проверяли сердце.

— Иногда эти маленькие железы над почками начинают вырабатывать слишком много гормонов стресса — адреналина и норадреналина, — я дал ей логичное и понятное объяснение, чтобы завоевать её доверие. — И это может вызывать приступы, очень похожие на сердечные. Мы просто должны исключить эту возможность. И ещё — суточный мониторинг ЭКГ. Медсестра повесит вам маленький прибор — холтер, и вы будете с ним ходить сутки, чтобы мы могли записать ваше сердцебиение именно в момент приступа.