Просто сказка...
Шрифт:
Собрался тут народ опять: знатные - ареопаг - отдельно, а те, что одежкой не вышли - отдельно, агорой. Почесали бороды, наорались, бока намяли - почище новгородцев - и вынесли единогласный вердикт - подвергнуть архитектора остракизму, прямо здесь, чтоб другим неповадно было. А тот ни в какую: я, кричит, да звонко так, всех разом перекричал, ошибку свою исправлю полностью, дайте только срок. Ты нам статуй подавай, ему в ответ, а срок мы тебе дадим... И доверие полное, кричит, мне, и царю заодно, ну, там, и финансы дополнительно...
В общем, чего нам до них? Долго ли, коротко, собрал он народ в гавани, где статуй возвышался, полотном покрытый для первоначальной невидимости (а уж сколько полотна на то полотно извел - и сказать страшно!). Дров для факела заготовл - поленицы вдоль
Сколько уж там царь с народом беседовал, чего там ораторствовал - не знаю. Но вот, наконец, все на месте, взмах, дёрг, слетело покрывало...
– ахнул народ! Стоит статуй, огромный - вверх глянешь, шапка свалится, телосложения могучего, профиля узнаваемого, нос истинно греческий - блестит бронза на солнце... до половины. А снизу, там где металла не хватило - глина. Обычная глина, даже не обожженная второпях. Пораскрывали люди рты, но то ли от аханья их не ко времени, то ли еще от чего, а только вдруг побежали по глиняной части трещинки, зазмеились, треск предательский раздался... Зашатался статуй, да ка-ак рухнет! Хорошо, не задавило никого - шустрые оказались... Так и случилось.
– А архитектор что?
– полюбопытствовал Владимир, в очередной раз столкнувшийся с сказочной интерпретацией реальных событий.
– А что архитектор? Дал деру - и все дела.
– А вот и нет, - вмешался волк Бонифаций.
– То есть, дал, но не сразу, а погодя. Не знаешь, так нечего зря и говорить. Вы его не слушайте, - повернулся он к Владимиру и Ивану, - дальше вот как повернулось.
Не успел народ от одной государственной стройки очухаться, он тут как тут. Заявился к царю как ни в чем не бывало, да и уломал его всеми правдами-неправдами храм отгрохать. Такой, чтоб другим неповадно было. Размером, - Бонифаций присел на дорогу и принялся разводить передние лапы в стороны и вверх, приговаривая: "Во!".
– В честь богини какой-то, огородницы, с луком. Ну, может, еще с какими овощами... Чем уж он там царю угодил - сказать сложно, особливо ежели учесть, что оюд простой жаждал его... как бы это сказать... ну, впрочем, неважно. Так вот, уболтал он царя, а тот, в свою очередь, всех прочих, кто еще сомневался. А кто и после сомневаться продолжал, тех остракизмом увещал.
Стройку затеяли - мое почтение. Камень за тридевять земель везли, сколько скал порушили - не перечесть. А все почему? Архитектор тот храм решил на болоте ставить - земля у них, вишь, дорогой стала - не в подъем. За аршин квадратный мешок драхм. В общем, ставили-ставили храм, поставили наконец, статуями украсили, шинки рядом, как водится, еще чего по мелочи. Деревья остатние свели для факельного освещения - там теперь, говорят, за сто верст куста не сыщешь...
Опять народ собрался; царь впереди с ножницами, ленту красную резать. А лента та, правду сказать, вокруг храма сколько-то раз обернута, да шириной в локоть. Вот... Оркестр заиграл, - в этот раз трио арфисток пригласили, казна обмельчала - разрезал царь ленточку...
И только, значит, ножницы щелкнули, как гул раздался, земля поколебалась. Видит народ: колонны, что лентой той, вокруг храма многажды обернутой, на месте удерживались, в стороны подались, крыша вот-вот рухнет... А тут еще подрядчик (горе-растратчик именем или что-то вроде того, не упомнил) раскричался: "Я, надрывается, без фундаменту класть не обучен, мне эти нанотехнологии ваши с модернизациями сто лет надобны, гори оно все синим пламенем!.." Не успел сказать - рухнуло здание, да вдобавок и огнем полыхнуло - знать, на противопожарных мерах сэкономили...
– Вот тогда-то, - назидательным тоном закончил свой рассказ Бонифаций, - и подался архитектор тот в бега, а нелегкая занесла его
к князю нашему...С вершины холма местность казалось чуть не до горизонта поделенной на правильные квадраты солидных размеров и расцветок, посередине которых что-то возвышалось. Вблизи один из квадратов оказался зарослями кукурузы, огороженными через равные промежутки дорожным знаком: "Осторожно, дети!". Это слева. Справа - бахча, усыпанная крупными арбузами, а чуть далее (примерно с полверсты) вдоль дороги, искуственное болото, сплошь в ивняке, и табличка: "Клюква развесистая". Еще далее - огороженный пятачок с сиротливым баклажаном - "Плод заморский, руками не трогать!" Ну и, конечно же, поляна, посреди которой возвышалась прямо-таки колоссальная репа, и вся бригада уборщиков, в полном составе, затеявшая перебранку прямо возле корнеплода. Судя по внешнему виду - синяк под глазом у бабки, наполовину вырванная борода и расцарапанное лицо у деда, торчащие вкривь и вкось клочья шерсти (с заметными пролысинами) на зверях, и внучка, с огромными красными ушами, - обсуждение производственных проблем находилось в самом разгаре.
Точнее, не совсем производственных - речь шла о том, как наиболее рационально потратить деньги, вырученные от продажи репы.
– Помолчала бы, карга старая, - надрывался дед, стараясь подгадать момент, как бы половчее наддать старухе под микитки.
– Про конфузию твою только глухим неведомо!.. Это ж надо было догаться - чтоб Рыбка Золотая да салон красоты ей пожаловала за морем... Все люди как люди - кто с корытом новым, кто с избой, а ты с чем, пустая твоя голова?..
– И верно, - всхлипнула внучка, осторожно трогая уши, постепенно приобретавшие фиолетовый оттенок, - нет, чтоб зеркальце волшебное али цветочек аленький...
– От, дуреха!
– не осталась в долгу старуха.
– Мать твоя дуреха была, а ты и того похлеще. Что толку ей с цветку того? Обмануло ее чудище, и вся недолга. Королевичем заколдованным объявилось, богатства непомерные сулило... А на деле? Как было чудищем, так и осталось, а дворец - хоть он и дворец - да на таком отшибе, что иначе как волшебством и не добраться... Сколько деньжищ на эпиляцию потрачено, и все без толку!.. А от тебя, дуралея, который год слышу о шубе медвежьей! Уж как расписал: и волнистая, и шелковая, и на солнышке мехом переливается, и теплая... Дай только в лес сходить... И где ж она? Как до лесу - так дальше кумовой хаты ни шагу, даром что с краю... Сколько самогону выхлестали на пару - всей деревне при разумной экономии лет на десять хватило бы...
Услышав о медвежьей шубе, волки осторожненько попятились и скрылись в кукурузе.
Зато с другой стороны репы, там где ботва создавала приятную тень, царила полная идиллия. Вплотную к корнеплоду примостился пес, обычная дворняга, лохматая, черно-серая, местами в репьях, уши вислые. Он мирно посапывал, иногда клацая зубами на надоедливую муху, осмелившуюся потревожить его сон назойливым жужжанием. Рядом с ним обосновался толстый кот; повязав себе салфетку, он чинно развязал узелок со снедью - нехитрый, но обильный крестьянский обед - и неторопливо воздавал ему должное. Морда его лоснилась от сметаны - по всей видимости, горлышко кринки было слишком узким. Здесь же восседал - язык не поворачивается назвать его мышом, ибо размером он был с доброго сурка - серый зверь, распорядившийся на свою долю головкой сыра и караваем.
Иван царевич начал засучивать рукава.
– Ну, чего стоим?
– обратился он к Владимиру.
– Вишь, забота у людей. Помочь надо бы.
– Нет проблем, - пожал плечами тот.
– Возьмем лопаты, окопаем, да и...
И тут выяснилось, что Иван вовсе не имел в виду дерганье репы - не царское это дело, репы дергать - а намеревался помочь в разрешении спора, взяв на себя нелегкую задачу справедливого судии. Но для начала, разъяснил он, надо бы вразумить нерадивых работников (при этом он до боли знакомым жестом указал в сторону животных), которые, в то время как люди надрываются, можно сказать, из сил выбились в тяжкой битве за урожай. Собственно говоря, смысл сказанного выше Иван уместил в одной фразе, звучавшей приблизительно: "Сейчас ка-ак дам!.."