Просто сказка...

– Пошто ж один? Никак это не можно, чтоб один. Сам посуди: сколько царств, столько и царей, королевен там всяких... Тут ведь, обратно, как получается? Кто-то для нас - тридевятое царство-государство, а для кого-то - мы. Следовательно, и коньки каждому положены. Только чего они в одно место собрались, ума не приложу...

– А тут и прикладывать ничего не надо, - буркнул кто-то из волков.
– Про то давно слухи ходят. Надоело, понимаешь, чт как кто ни найдет перо жар-птицино, так начинается у него веселая жизнь: поди туда, привези то... Вот и порешили, горемычные, собраться да обсудить, как им и при перьях остаться, и чтоб без забот-хлопот лишних. А того в толк не возьмут - не брали бы себе, и вся недолга. Лежи на печи - ешь калачи. Да жадные больно...

Владимир, не желая вступать в полемику, пристально рассматривал далекие деревья.

– Так это мы враз порядок наведем, - обрадовался царевич, - послушаем, рассудим, царю-батюшке словечко замолвим. Отчего ж не замолвить, коли общество просит? Ну, и замирим заодно. Так ведь?

– Так, да не так, - отозвался другой волк.
– Просто так на этот... как его... симпозиум, - нашел он наконец случай ввернуть где-то подслушанное словцо, - не пропущают. Предъявить надобно: Конька и перо. Без этого никак нельзя.

– А ты откуда знаешь?

– Сорока на хвосте принесла. Ей, бедняжке, столько бересты нацепляли, - не в подъем. Вот и уронила одну, а я и посмотрел.

– Конька и перо...
– раздумчиво протянул царевич.
– Конька и перо...

И выжидающе воззрился на волков.

– Чего стоим? Кого ждем?
– вопросил он спустя время.
– Давайте, давайте... Служите службу, даром, что ли, хлеб едите...

Волки понуро уставились друг на друга.

– Ну же!
– поторапливал их Иван.
– А то вон уже и жар-птица, кажись, летит...

Владимир отвлекся на странную птицу, приближавшуюся со стороны далекого леса, и момента обращения не видел. Но по тому, как удивленно крякнул царевич, понял, что волки опять обмишурились.

Действительно, то, что один Конек получился толстым и приземистым, а другой - высоким и почти плоским, было вполне ожидаемо. То, что масть их определить не взялся бы ни один человек, разбирающийся в лошадях, в общем-то, тоже. Хотя, правду сказать, под общее описание они подходили оба. Кроме хвоста, представлявшего собой пучок длинных, несуразно торчащих, чем-то похожих на павлиньи, перьев. Блеском своим с пребольшой натяжкой похожих на золото.

– Вот уж диво, так уж диво, - раздался хрипловатый, какой-то резкий голос за спинами Ивана и Владимира, с удивленно-безнадежным видом глядевшими то на волков, то друг на друга.

Птица, которая тем временем опустилась на указательный палец и ошеломленно раскрыв клюв взирала на наших путешественников, оказалась вовсе не жар, а обыкновенной сорокой, хотя и размером больше обычной. То, что издали походило на пышный хвост, вблизи оказалось множеством свернутых в трубочку кусочков бересты, перевитых конским волосом и привязанных к хвосту, - вся эта конструкция живо напоминала парики, предписанные к ношению Петром Великим.

– Нет, вы только гляньте-ка, - прострекотала она, - не одни, так другие!
– Ограничившись этой загадочной фразой, она вновь разинула клюв, застыла на мгновение, и продолжила: - Не кони, а чисто страусы... Да и блестят-то как-то не по-нашенски...

– С Припяти они, - неожиданно для самого себя произнес Владимир, - это речка такая. Местечко там одно есть - так там все такие... странные... и светятся...
– Отвел глаза в сторону, ругая себя в душе на чем свет стоит, и добавил еле слышно: - Заколдованы, видать...

– А что тут странного?
– пришел ему на выручку царевич.
– Чего тебе не по нутру? Молодцы - вот они, кони при них, перья, опять же, имеются... Ну, заколдованы немного, с кем не бывает...

– Очень мне нужно, с вами тут турусы разводить по бестолковому, - глянула на них свысока сорока.
– По мне - что заколдованы, что расколдованы - все едино. Я к тому, что тут до вас уже двух таких молодцев взашей выперли. Все при них было, и кони, и перья, а как стали спрашивать, какого они роду-племени, так один говорит - из Вашингтону, а второй, наоборот, из Парижу. Ясное дело, самозванцы. Это ж где ж такое видано на матушке-Руси, чтоб такие названия месту жилому давались?.. А вы, часом, откуда будете?

– Я, часом, буду из тридевятого царства, - важно ответил Иван, - а он - из Москвы.

– Гонору-то, гонору, - проверещала птица, - я про такую глухомань и слыхом не слыхивала... Ну да пусть с вами кворум разбирается. С президиумом.

– Это еще что такое?
– вытаращил глаза царевич.

– То есть как это что такое?
– в свою очередь вытаращила глаза сорока.
– Куды ж вы такое направляетесь, коли простых вещей не смыслите? (Владимир не уставал удивляться тому, как в сказку мало того что проникли слова, по большей части, паразиты, так еще и употребляются они ни к селу, ни к городу.) Кворум, это как вам попроще разобъяснить... Вот, ежели, к примеру, сходка собралась, то как определить, имеет она право, скажем, кому за безобразия разбор с пристрастием учинить, аль не имеет? (Начало было заздравие.) Тут сами и посудите. Вот ежели есть среди сходки кузнец там, скажем, али кто по силушкам ему равный, так его непременно в кворум и выбирают, чтобы, значит, общественное решение весомым было, реализуемым...

– Это, то есть, чтоб по шее?
– уточнил царевич.

– Ну да. А вот ежели такого кворума не имеется, то и сходка обращается в пустое вече, говорильню, одним словом, к принятию соответственных решений неспособному. Понятно?

– Поня-я-ятно, - протянул царевич.
– И что же кворум на сходке, присутствует?

– А как же! Ажно с десяток. Поначалу на кулачки выбирать собирались, кто из них достойнее. Да охолонились. Мужика одного выбрали, из Бельмесовки. У него кулачище - что твоя корова. Остатние кворумы как глянули, так сразу и скумекали - вот он самый настоящий достойный и есть. Ну, конечно, паре-тройке кандидатов при этом по загривку, правду сказать, досталось, не без этого, но это так, для порядку, не по злобе. И Конек у него - не вашим чета. Тяжеловоз владимирский - иначе и не скажешь. Только Иван этот, окромя порядок наводить да поесть-поспать, в остальном ни бельмеса... Не оправдывает, так сказать, происхождения...

– А президиум что?

– А что президиум?

– Ну, что это такое?
– Иван сжал ладони в кулаки, глянул тайком, и, видимо, решив, что стать кворумом ему не грозит, заинтересовался должностью президиума.

– А президиум этот самый порядок и определяет. Варяг, так сказать. А за неимением - другой Иван, еще бестолковее кворума, болтун и пустомеля. Он и в президиумы попал случайно, потому как сел на единственный пень, и никак его оттуда сковырнуть не удалось - руками-ногами вцепился так, не оторвешь. Это уже потом еще пару-тройку пней притащили...

– Зачем?

– Как так зачем? На одном пне - президиум заседает, с другого докладчик речь говорит, а на остатних двух его оппоненты, ну, супротивники, значит, которые и говорящего критикуют, вопросы всякие-разные каверзные задают, и одновременно своей очереди дожидаются, свою точку зрения на происходящее изложить. Только мысль эта, не соврать, она хоть и дельная, однако не до конца. Потому - каждый своим устремлением к пню толпу создает и в некотором смысле полное неуважение к окружающей очереди. В первый день, как пни притащили, такую потасовку устроили - сутки лежмя лежали, чисто Мамаево побоище. Потом, правда, немного в себя пришли, кое-как сорганизовались. Тут им в этом деле кворум сильно помог... А все одно порядку нету. Кто на главный пень - ну, то есть, после президиумского, - говорить становится, тот порой такую околесицу нести начинает - уши вянут. Ты, уже если взялся, так говори по делу. А они - кто за здравие, кто - за упокой. Кто про пожары лесные, кто про гусли, мол, играть народу не везде хватает, кто про лапти - детям на обувку, кто про свечи - ну, чтоб в обязательном порядке заместо лучин жечь (лесу, мол, сбережение!), кто день с ночью совместить предлагает, - в общем, уши вянут. Одно только предложение пока и пригодилось. Ушат с водой около президиума поставили, чтоб, значит, как говорящий особо в раж войдет да слова уж больно густые помимо разума пудами отвешивать станет, маленько его в чувство привесть...