Пустой мир 3. Короны королей
Шрифт:
— Я понимаю, что нам нужны войска Вассария, — кивнул Квенти, — граф Фларский уже говорил мне об этом, но я все равно даже дышать рядом с ним не могу нормально. Как только представлю, что произошло…
— Наш граф отличный политик, — заметил собеседник, — и я уверен, что он отлично знает и понимает как ваши чувства, так и чувства тристанского барона. Можете не сомневаться, что союз с Вассарием временный. Как только он перестанет быть полезным, — герцог развел руками, хотя такой жест получился скованным из-за креплений, удерживающих боевой костюм на месте, — честно говоря, я с трудом представляю, что может произойти в таком случае.
— Ничего особенного, — ответил Квенти, — просто я лично убью Вассария. На его руках кровь моего
— Ваш долг в первую очередь защищать свой феод, королевство и подданных, — образумил его герцог. — Это первое, о чем вы должны думать, все остальное отходит на второй план. Никогда не слышали фразу, что у дворянина нет права на личную жизнь? — поинтересовался он, но Квенти только отрицательно покачал головой. И тогда герцог сам снял шлем на пару минут, чтобы напрямую посмотреть в глаза своему собеседнику. — Теперь услышали. Настоятельно советую ее запомнить.
— Приготовиться к посадке! — раздался механический голос автоматического оповещения, когда транспортник начал торможение, заходя на вертикальную посадку прямо на территории бывшего плаца крепости. Там сейчас была просто большая открытая площадка, на которой осталась лишь пара обгорелых танковых остовов и вполне узнаваемый корпус легкого карийского корвета, наполовину разобранный. Вероятно, на запчасти для ремонта других кораблей.
Первыми наружу вышли гвардейцы-охранники, удостовериться, что территория безопасна. Несмотря на союз, заключенный между карийскими и гельскими силами, взаимное недоверие сохранялось, и общение между новыми союзниками почти всегда проходило с пальцами на спусковых кнопках. И пусть гельцы уже сообщили, что гарнизон покинул эту крепость, оставались сомнения насчет возможной засады или нескольких снайперов, решивших получить голову карийского барона.
— Не думал, что придется прятаться на собственных землях, — вздохнул Квенти, одевая шлем, прежде чем выйти наружу, но, уже спускаясь, неожиданно повернулся к идущему следом за ним герцогу. — Мне страшно… Я боюсь увидеть, чем стал теперь мой отец. Последний раз, когда его видел, он был таким уверенным в себе, полным жизни… Он был вообще живым, а сейчас…
— Это нормально, молодой барон, — кивнул герцог, тоже остановившись и сложив руки за спиной, — всем в такие моменты немного страшно. Только, прошу вас, постарайтесь запомнить, что сейчас рядом с вами ваши люди…
— Я понимаю, — кивнул Квенти, — пора идти. Покончим с этим побыстрее… — он попытался глубоко вздохнуть, но подавился воздухом от слишком сильного напряжения и закашлялся. Длилось это меньше минуты, но группа все равно задержалась, пока карийский барон снова не собрался с силами, чтобы спуститься на растрескавшийся композит плит, которыми был выложен весь плац. Квенти сразу же отметил, что плиты не похожи друг на друга, одни выглядели оббитыми и растрескавшимися, а другие — совсем новыми, скорее всего, замененными уже во время оккупации.
— Виселица должна быть где-то здесь, осмотритесь, — велел герцог, заметив, что барон опять мешкает. Квенти сейчас можно понять, несмотря на то, что он уже пережил и через что прошел, все-таки оставался ребенком, и подобная миссия для него гораздо тяжелее, чем любая боевая операция. Проходя мимо, Асский феодал, стараясь сделать это как можно незаметнее, похлопал Квенти, стоящего на плацу и растерянно изучающего плиты, по плечу.
Несколько солдат кивнули и быстрыми шагами удалились в темноту. Освещения здесь не было, а мощности ночных визоров, настроенных на щадящий режим, не хватало, чтобы охватить всю окружающую территорию целиком. Остальные бойцы быстро выстроились в каре, в центре которого оказались дворяне.
— Я не знаю, что чувствовать, — честно признался Квенти, — и могу только поблагодарить вас, герцог, что согласились сопровождать меня. В одиночку мне было бы гораздо тяжелее. Мой отец на виселице… Я смог это принять, но увидеть… Небо! А этот человек, повесивший его, сейчас
в штабе и остается равным мне!— Господин, мы обнаружили виселицу, тело барона все еще на ней, ждем дальнейших распоряжений, — сообщение от разведчиков по радио услышали оба дворянина, и Квенти вцепился в рукоять висевшего на поясе меча с такой силой, что даже сервоприводы пальцев перчатки загудели от перегрузки.
— Вы уверены, что хотите сами это видеть? — поинтересовался герцог. — Мы можем положить тело в гроб, а вы подождете здесь. Я думаю, все поймут вас.
— Нет, я сам должен снять его, — уверенно заявил Квенти, отрицательно покачав головой. — Не стоит отворачивать, оказавшись так близко к цели. Идемте, герцог, пора вернуть моего отца домой…
Виселица стояла на том месте, где ее установили по приказу Вассария. Стальной конструкции не повредили несколько месяцев под открытым небом, разве что только краска облезла под влиянием ветров и осадков, но висевшее на длинной веревке тело выглядело гораздо хуже. От полевого мундира остались только бурые обрывки, клочьями свисавшие с плеч и пояса, само тело ссохлось и превратилось в скелет, обтянутый задубевшей кожей, пошедшей складками. Высохшее лицо давно лишилось глаз, а губы исчезли, превратившись в кусочки пергамента, больше не скрывавшие жуткого зубастого оскала практически лысого черепа. Руки плетьми висели вдоль тела, длинные пальцы с ошметками истлевшей кожи напоминали жуткие когти какого-то чудовища.
— Отец, — только и смог выдавить из себя Квенти, увидевший эту картину. Труп чуть заметно покачивался на слабом ветру, продувавшему плац, и словно улыбался своему сыну, все-таки пришедшему за ним. Молодой тоскарийский барон вполне заметно всхлипнул, что услышали все, подключенные к общеотрядному каналу связи, — Отец, что же они сделали с тобой…
Он медленно поднялся по ступенькам, чуть заметно прогибавшимся под весом боевого костюма, и подошел к висевшему телу, оказавшись практически на одном уровне с ним. Давно голые и высохшие ступни старого карийского барона покачивались всего лишь в паре сантиметров от пола, и лучше всего сохранившейся выглядела именно петля, прочно сжимавшая шею трупа. Пластиковый жгут, не был подвержен воздействию атмосферы и осадков, оставаясь практически невредимым, издевательски невредимым на мертвом теле. Герцог Асский чувствовал, что сейчас Квенти борется с охватившими его чувствами, но больше ничем помочь не мог, это была схватка, через которую молодой феодал должен был пройти в одиночку.
— Помогите мне, — велел Квенти сухим голосом, все-таки решившись и снимая с пояса боевой нож. Лезвие чуть заметно засветилось, когда он активировал силовое поле, сжав рукоять. Двое солдат поднялись к нему на платформу, чтобы осторожно, стараясь не повредить ставшим соломенно-хрупкими костям, подхватить тело за ноги. Квенти сам перерезал веревку, и труп свалился им на руки. Бойцы продолжали его держать, пока молодой барон лично снимал петлю с шеи своего отца, едва сдерживаясь от рыданий. Отбросив ее в сторону, он срывающимся голосом попросил: — А теперь отдайте его мне…
Тело практически ничего не весило, Квенти бережно взял его на руки, и медленно спустился с помоста. Гвардейцы из личной стражи подвели к молодому барону металлический бокс, предназначенный специально для перевозок тел, державшийся на нескольких антигравитационных модулях сантиметрах в пятнадцати от поверхности. Крышка беззвучно разошлась на две половинки, разъехавшиеся в стороны, и Квенти осторожно опустил тело отца внутрь.
— Можете возвращаться, — велел он гвардейцам, когда крышка гроба снова закрылась. Солдаты развернулись и скорбная процессия двинулась обратно к шаттлу. — Нам здесь больше делать нечего. Пока что… — повернувшись к герцогу, стоявшему неподалеку и внимательно рассматривавшему виселицу, Квенти обратился к нему: — Вы все еще будете говорить о том, что решение оставить Вассария в живых оправдано? Даже увидев, что остается после него?