Пустой мир 3. Короны королей

— Я говорю, что сейчас он нужен графу Фларскому живым, — уточнил герцог, отвлекаясь на молодого барона. — Сейчас, а не вообще. В политике Рейнсвальда не существует постоянных вещей как таковых.

— Знаете, я сейчас начинаю понимать барона Тристанского, — заметил Квенти, возвращаясь обратно к транспорту. — Когда у тебя отнимают близкого человека, очень сложно справиться с собственными эмоциями. Небо! Я никогда не думал, что стану новым феодалом при таких условиях, — Квенти опустил голову так низко, как это вообще позволяло устройство боевого костюма. Говорил он хрипло и глухо, словно борясь с собой за каждое сказанное слово, прерываясь на короткие всхлипывания, которые все-таки пробивались несмотря на все усилия себя контролировать. — Если бы мне сейчас не мешал шлем, я, наверное, расплакался бы…

— Оплакивать близких имеет право каждый, — кивнул герцог, — Наверное, это один из немногих моментов, когда мужчина может плакать на людях, не боясь показать собственные слезы. Оплакивайте вашего отца, он этого достоин. Один из благороднейших людей, с которыми судьба меня когда-либо сводила. Однако, говоря о тристанском бароне, я все же прошу вас быть более сдержанным…

— Вы просите меня забыть о том, что человек, виновный в смерти моего отца, сейчас стоит плечом к плечу со мной в штабе фларского графа, — огрызнулся Квенти.

— Один раз вы уже поставили под угрозу собственную жизнь, поддавшись эмоциям, — отрезвил его герцог, когда они уже подходили ко входу обратно в транспорт, — Эдвард рассказывал мне об этом случае, когда вы бросились напропалую в самый центр боя. И сейчас хотите поступить так же, ворвавшись в игру, которая вам почти неизвестна, — Квенти даже остановился, собираясь что-то ответить, но герцог Асский не дал ему даже рта открыть. — Умейте ждать, мой друг, я повторюсь. В этой войне у вас больше сторонников, чем врагов, в отличие от Вассария, жизнь которого теперь полностью зависит от графа Фларского. Как только он станет не нужен претенденту на престол, вы сможете отомстить. Если, конечно, к тому моменту у вас еще останется желание мстить…

— Думаете, я об этом забуду? — Квенти даже скорее удивился, но голос все равно прозвучал с обиженными интонациями. — Смогу забыть о том, что моего отца убили?

— Нет, — герцог оставался предельно серьезным, пока они поднимались на борт, — только эмоции имеют способность остывать и слабеть, и если сейчас вы готовы броситься на Вассария с голыми руками, то через пару месяцев, думаю, вы будете рассуждать гораздо спокойнее и логичнее. И, надеюсь, к этому времени сможете принять, что вашего отца больше нет в живых и никакая месть его не вернет.

— Не думаю, — отрицательно покачал головой Квентри, вставая на свое место в отсеке. Дождавшись, пока защелкнуться все крепления, молодой барон переключился на канал связи с пилотом, — Поднимаемся. Можно возвращаться на корабль.

***

Остезейский флот представлял собой не менее мощную силу, чем собранные союзные эскадры, и из-за сохранявшегося двойственного положения и невыясненных отношений между Советом и командованием флота, расположился чуть дальше, дрейфуя в районе крупного метеоритного поля, где находилось несколько станций по добыче полезных ископаемых. Сейчас эти небольшие шахтерские городки, расположившийся на изъеденных выработками и глубокими тоннелями астероидах, стали чем-то вроде мест отдыха для моряков и солдат Остезеи, которых сложившаяся ситуация особенно не волновала, и они пользовались моментом, чтобы вырваться хотя бы на несколько часов из строгого корабельного распорядка.

Однако уже издалека можно было увидеть десятки больших и малых кораблей, дрейфующих в строгих линейных порядках и готовых в любой момент снова вступить в бой. Ударные эскадры Остезеи состояли из всех основных корабельных классов, ничуть не уступая по мощи крупнейшим феодам королевства, а многие даже и превосходя, так что здесь можно было увидеть и многокилометровые корпуса линкоров, окруженные целыми флотилиями сопровождения, и легкие корпуса корветов и эсминцев. Эдвард, стоя у иллюминатора с бокалом в руке, внимательно смотрел на яркий свет их бортовых огней, единственное, что было заметно в окружающем мраке. Чуть заметно подсвеченные корпуса казались странными разукрашенными игрушками, висевшими в открытом простанстве, но тристанский барон знал, какой мощью они обладают, и, главное, отлично знал, как ими можно воспользоваться. Каждый из этих кораблей, которые еще недавно могли быть его противниками, сейчас был нужен Эдварду, чтобы остановить вторжение и наконец-то закончить войны, раздирающие Рейнсвальд, но даже всего этого флота было недостаточно, чтобы окончательно склонить чашу весов в свою сторону. Ему нужен был весь Остезейский Союз, и, чем бы ни закончились переговоры представителей Совета с графом Фларским, он собирался сам окончательно решить этот вопрос.

— Мы сближаемся с флагманом Остезейского флота, — через некоторое время доложил пилот транспортного судна, забравшись в глубину корабельных построений. Здесь приходилось двигаться очень осторожно и внимательно, поскольку в пространстве между ними шныряло множество лихтеров, почтовых и пассажирских челноков, перебрасывающих с одного судна на другое эскадрильи истребителей и штурмовиков. В пространстве между флотскими построениями можно было с легкостью натолкнуться на неучтенную ремонтную платформу, только что отстыковавшуюся от очередного потрепанного в бою корабля или на кого-нибудь из группы сопровождения, отправленного с важным заданием и просто двигавшегося кратчайшим маршрутом. Сложнее всего лавирование в подобных, пусть и привычных условиях, было из-за того, что остезейская и тристанские системы корабельных сигналов сильно отличались, и пилотам приходилось буквально на ходу перестраиваться.

Флагман флота, супердредноут «Небесная Твердь», был великолепным представителем своего класса — восьмикилометровая громада из стали и адамантия, с тремя рядами башенных порядков и высокими надстройками в кормовой части, расположенными в верхней и нижней полусферах. Окруженный кораблями группы сопровождения, он завис практически в самом центре построений, так что даже в случае неожиданной атаки оказался бы защищенным со всех сторон. Транспортное судно, подходящее к его открытому посадочному ангару, казалось совсем крошечным, едва заметной точкой на фоне корпуса, с такого расстояния казавшегося бесконечным.

Обменявшись шифрами идентификации, и получив разрешение на посадку, пилот осторожно завел транспортник в ангар, где рядами выстроились приписанные к этому кораблю лихтеры и звенья штурмовиков. Выше, на креплениях потолочных арок висели еще несколько звеньев истребителей, готовившихся к вылету, и сервисные дроны, проводившие осмотры, испуганно сигналя, разлетались в стороны от транспортного корабля, медленно двигавшегося в ангаре, используя одни только посадочные двигатели. У выделенного для них места уже ждал дроид с направляющими огнями, указывая сигналами наилучшую траекторию для приземления.

— Посадка проведена успешно, господин барон, можете спускаться, — сообщил пилот, опуская трап. — Мы ждем вашего возвращения.

А внизу, среди общего шума ангарных работ, его уже дожидались сопровождающие, готовые отвести к личным покоям Линка. Как и у большинства кораблей подобного класса, жилые секции супердредноута находились на центральных уровнях, укрытые от возможных повреждений несколькими секциями технических помещений и переходов, что, в случае опасности, повышало шансы экипажа на выживание, но, с другой стороны, из-за этого до них приходилось долго добираться. А Линк, после своих последних принятых решений оказавшийся фактически независимым от Совета, занимал адмиральские помещения, где устроил что-то вроде временного штаба для своих командиров.

До этих уровней добирались в вагончиках корабельного метрополитена, соединявшегося все основные палубы и отсеки, но даже такой переход занял почти половину стандартного часа, прежде чем Эдвард добрался до дверей в каюту одного из своих немногочисленных друзей, которых действительно мог так называть.

— Рад, что ты наконец-то до меня добрался, — встретил его Линк, уже предупрежденный о его визите и вышедший в форме адмирала Остезейского флота, — за время, пока мы зализывали раны, столько всего произошло, что даже не знаю, с чего начинать рассказ.