Путь небес. Преодолевая бурю

— Говорят, ты спас тело Са, — произнес Есугэй по дороге.

— То, что от него осталось.

— Это не забудется. — Таргутай благодарно взглянул на Арвиду. — И Каган будет помнить. Если ты передумаешь, попросишь цвета легиона, тебе с радостью их дадут.

Ревюэль внутренне содрогнулся. Он уже давно принял решение и не собирался его менять. Кроме того, местами его тело приросло к внутренней поверхности доспеха и понемногу вдавливалось в механизмы керамитовых лат. Тысячный Сын скорее выдернул бы наружу собственный скелет, чем вырвался из объятий брони.

— Когда-нибудь — может быть, — только и сказал он. — Не сегодня.

Воины подошли к отсеку для допросов с тяжелыми железными дверями, по обеим сторонам которых стояли легионеры-охранники. Большинство камер пустовало. Захватывать пленных стало труднее, они приносили меньше пользы, к тому же ханы после триумфов, как правило, истребляли всех уцелевших врагов в отместку за прошлые зверства.

Вейла поместили в одну из наиболее светлых, сухих и удобных камер. Сторожа регулярно приносили ему пищу, чистую воду, не слишком докучали наблюдением, но не скрывали, что мейстера держат под замком. Как только два библиария — шаман и чернокнижник — вошли в тесное помещение, старик поднялся и отвесил замысловатый поклон.

— Вижу, еще один явился попытать счастья, — заметил Вейл, осматривая Арвиду с головы до ног. — Но ты — настоящая диковинка. Я слышал, вас всех перебили.

— Очевидно, не всех, — возразил Ревюэль.

Тысячный Сын сел на металлическую скамью напротив смертного, Есугэй последовал его примеру. Мейстер по-прежнему стоял, но теперь мог смотреть в глаза космодесантникам, почти не задирая голову. Он выглядел взбудораженным, словно кот, слишком долго просидевший в клетке.

— Так что обсудим? — спросил Вейл. Его взгляд перепрыгивал с одного псайкера на другого. — Снова Гейзенские вихри? Легенды о воплях Смятения? Басни старых навигаторов, что навсегда вернулись домой, на Терру, и сладко дремлют в непроглядной тьме чертогов Патерновы?!

Арвида следил за всеми жестами смертного. Тот отчасти играл на публику, изображал ярость аристократа, незаконно удерживаемого против его воли. Но мейстер нервничал и по-настоящему, как будто не верил в добрую волю своих тюремщиков.

— Вряд ли ты расскажешь мне об Океане нечто новое, — произнес Ревюэль.

— Неужели? — презрительно воззрился на него Вейл. — Ох уж вы, чародеи-заклинатели. Вы, словно дети, окунали ладошки в его волны. Забрели в них по колено, и этого хватило, чтобы погубить вас. Смогли бы вы проплыть там, где не виден солнечный свет? Смогли бы выжить там, где охотятся левиафаны?

Таргутай не вмешивался, но Арвида чувствовал, что соратник наблюдает за беседой и делает выводы.

Чернокнижник подался вперед, и мейстер отшатнулся.

— Дай мне руку, — попросил Ревюэль.

Агент Нобилите, словно капризный ребенок, засунул костлявые кисти в глубокие карманы рясы.

— Не надейся заставить меня, колдун. Я…

+Дай мне руку+, скомандовал Арвида.

Вейл повиновался, даже не успев осознать этого, и протянул ему обе раскрытые ладони. Взяв мейстера за правую, Ревюэль раздвинул ему пальцы. Кожа старика была заскорузлой, посеревшей от жизни, проведенной над книгами и звездными картами.

Мейстер по крайней мере проявил благоразумие и не стал вырываться из хватки библиария. Он лишь впился в Арвиду глазами, полными ненависти.

— Я из Навис Нобилите и пользуюсь большим уважением Правящих домов. Знай, что мои права неприкосновенны, согласно древним обычаям и договорам!

Ревюэль ощутил панику, скользящую под тонкой пленкой пустых угроз. При всех его громких словах, Вейл был просто очередным испуганным человеком, затерявшимся в круговороте войны.

— Не надо бояться, — успокоил его Арвида. Если мейстер не расслабится, невозможно будет успешно сплести чары прорицания. — Ты не почувствуешь боли.

Тысячный Сын для пробы открыл разум эфиру. Варп хлынул внутрь него — слишком быстро, как пенящийся поток, — и Ревюэлю пришлось сдерживать напор. Силуэт Вейла сделался прозрачным, как и большая часть камеры. Плотность сохранил только Есугэй, сам наполовину скованный душой с потусторонним миром.

У мейстера затряслась рука, но он не двинулся с места. Арвида проник чуть глубже, и в его разум потекли призрачные образы.

Он увидел отражение тенистых залов, уставленных от пола до потолка томами в кожаных переплетах, затем огромный купол с армиллярными сферами ^[25] и моделями планетных систем, потом людей в темных бархатных рясах, ходивших по галереям, где разносились любые шепоты. Он увидел ряды железных колыбелей, в которых слегка покачивались младенцы: лоб каждого из них скрывала тканевая повязка, а крохотные глаза неотрывно смотрели на звездные карты, подвешенные вверху, — изумительно сложные, серебряные на эбеново-черном.

После этого видение стремительно перенеслось в иные, далекие края — на океанические планеты с рукотворными кольцами из адамантия; к парящим телескопам в окружении боевых кораблей с серебристыми носами; в пустоту, где плыли странные космолеты с мачтами, парусами и пульсирующими сферами в днищах. Среди таких картин порой мелькали более приземленные воспоминания вроде торжественного бала на множество персон, где под лучами люменов, исполненных в форме лебедей, элегантные люди в дам'aсте ^[26] и горностаевых мехах танцевали подобно Платоновым сферам. Гости обменивались древними фразами — заключали контракты, присягали на верность, вступали в альянсы. Среди придворных и мейстеров сновали агенты с бегающими глазами, неся известия о созданных или разорванных союзах.

+Все это люди твоего круга, — отправил Ревюэль. — Теперь покажи мне Эревайл.+

Новые образы не сразу обрели четкость. Вейл не сопротивлялся, но и не знал, как подчиниться. Наконец каюту заполнили пейзажи сожженной планеты, в небо которой, покрасневшее от тысяч орбитальных лэнс-залпов, выбрасывали дым обрубки жилых шпилей. При виде городов, что рушились под собственной тяжестью, Арвиде вспомнилась гибель другого мира.

Затем видения умчались в прошлое до прибытия Третьего легиона, на улицы большого, суматошного и хаотичного улья, полного жизни, грязи и роскоши. Ревюэль увидел стеклянные полы, по которым ходили толпы чиновников с лицами, наполовину скрытыми за поблескивающей аугметикой. Там были писцы, хранители знаний, схолиасты ^[27] — все облаченные в пышные меха и богатые шелка Магистерия Ашелье. Лишь на нескольких из них псайкер заметил плотные налобные повязки, украшенные по краям золотом и самоцветами. Их носили Окули — те, кто видел суть Океана, дозволенные мутанты, возникшие еще до пришествия Императора, в кошмаре всеобщего раскола. Ныне их влияние проникло в каждый уголок известного космоса.

На переднем плане возник один из навигаторов, молодой мужчина со старыми глазами. Он был худощавым, со смугло-оливковой кожей и тоже носил бандану, но выкрашенную хной и расшитую сапфирами. Его изображение то размывалось, то вновь попадало в фокус. В руке незнакомец держал длинный посох черного дерева, увенчанный белый камнем.

+Отслеживай,+ Арвида обращался уже не к Вейлу.

Образы сместились, вышли за пределы воспоминаний мейстера и двинулись дальше по следу, оставленному теплом души навигатора. Разум Ревюэля мчался по темным коридорам, проплывая сквозь запертые двери. Ему открывались новые огромные карты, высеченные в мраморе, с вытравленными на камне змеящимися маршрутами и названиями множества планет. Он видел схемы, устройства, слышал громко спорящие голоса. Появлялись и исчезали странные лица — раздутые, с черными глазами, любопытные и злобные.

Арвида смутно понял, что в осязаемой реальности творится какая-то суматоха, но он уже слишком углубился в эфир.

Мужчина с оливковой кожей обернулся. Он улыбался, показывая идеальные после омолаживающих операций зубы. На стене возле него виднелась еще одна звездная карта, выполненная золотой резьбой. Обсидиановый фон опутывала паутина линий, прочерченных рукой самого навигатора. Также в комнате стояли другие люди, в черных одеяниях и масках, скрывающих лица. Ревюэль чувствовал запах благовоний — мускусный, дурманный.