Радуга в сердце

Скрючившись, я присаживаюсь на корточки, обхватываю себя руками и закусываю губу.

– Ванёк, ты как? – беспокоится примостившийся рядом Кондрат. – Что у вас тут вообще происходит? Вы вроде не пили сегодня. По крайней мере, Радуга, ты…

**

Мои весёлые выходные заканчиваются в приёмном покое, где мне делают рентген и обнаруживают трещину в ребре. Дают совет глотать обезболивающее и дожидаться пока заживёт, не делая резких движений. Парни со мной, но с Никитосом мы друг на друга даже не смотрим. Только когда они провожают меня на последний автобус, нам удаётся обменяться парой-тройкой фраз.

Макс, как самый богатый, забегает за сигами в магазин, и Олень начинает первым:

– Слышь, братан, ты это… Короче, извини, не обижайся. Ты скажи, ты с какого перепугу хоть на меня налетел?

– А то ты не врубаешься, – огрызаюсь я хмуро. – В папарацци, блин, заделался, пакостник мелкий?

– Да ты о чём вообще? – округляет он глаза. – Радуга, блин, тебя точно башкой приложили…

– Погоди, – перебиваю я. – Видео с Ксюхой ты снимал?

– Какое видео?! – у Оленя так натурально отваливается челюсть, что я начинаю сомневаться в Кондрашкиных словах. – Видео Ксюха вроде снимала вчера, а чё хоть такое? Я тут причём?

А, может, это она всё и подстроила? Девчонки же хитрые, как незнамо что, только вот…

– Ладно, потом поговорим, – обрываю я, замечая из-за Никитосова костлявого плеча патриотичную бело-сине-красную ветровку Макса.

На мне, кстати, спасибо ему, тоже ветровка, точнее олимпийка, чёрная с синими вставками. Под ней очередная футболка, чистая и яркая, как всё у Кондрата, плюс очередные спортивные штаны. Иногда мне нравится, что у Макса столько шмоток.

– Когда приедешь? – спрашивает он, угощая нас с Оленем отравой.

Мы закуриваем, так как ожидающий время отправления автобус должен стоять ещё пять минут.

– Я фиг его знает, – пожимаю плечами. – Надеюсь, на следующих выхах. А там как повезёт. Глядишь, «оно» меня сегодня под зад коленкой выпрет, я тогда к тебе, если что.

– Хокей, – отвечает Максон. – Предки всё равно на юга свалили…

На прощанье мы с ним обнимаемся, как родные, с Оленем только коротко руку жмём.

Я сажусь в допотопный ПАЗ-ик, что, гремя полусгнившими потрохами, начинает своё неспешное движение, машу парням в окошко рукой и, расплатившись мятой, тоже заимствованной у Кондрата соткой, падаю на облезлую сидушку и припадаю башкой к стеклу.

Я размышляю о прошедших выходных, о выходках Никитоса и Кондрашки и о стопудовом вранье одного из них. Всё-таки склоняюсь, что это намудрила сама Ксю, правда никак не соображу, зачем ей это надо. Олень-то, конечно, тоже подозрительный тип… Особенно, после сегодняшнего шантажа ради какого-то непонятного обещания… Возможно, ещё подложит мне свинью. Но Ксюха-то… она вообще девчонка, а от них-то всего чего хочешь можно ожидать…

За окном скачут фонарные столбы, что уже часа два как горят рыжим светом. Сине-фиолетовое небо почти сливается с ещё не облысевшими верхушками деревьев, бесконечным забором провожающих редкие на этой дороге машины в прекрасную алую даль.

Я смотрю в лобовое, где сквозь непросохшие дождевые капли можно разглядеть, что на ночь глядя природа всё же одумалась, и завтра, по всей видимости, выглянет солнце. Солнце это хорошо. Ещё б от Вована по треснутому ребру не отхватить…

Глава 12

Чувствую себя калекой. Ни вздохнуть, ни… кашлянуть нормально. Хожу слегка перекособоченный, стараюсь не то что без резких, вообще поменьше движений совершать.

Сегодня понедельник и, как и намечалось, солнечно. Серая муть рассеялась, обнажив бескрайнюю лазурь, при взгляде на которую слезятся глаза.

С утра поскандалил с Ли. Та, к сожалению, встала раньше обычного лишь для того, чтобы обглодать мне мозг. Она в отпуске, а когда она в отпуске, то дрыхнет до полудня, особенно после гулянок. Вчера они с Вованом заявились поздно, такие весёлые, что трижды роняли ключи. Я слышал, как обсуждают мою персону, но прикинулся спящим.

Вован обещал спозаранку меня урыть, но пока я собирался, лишь раскатисто храпел на всю квартиру. Другое дело полоумная. Не поленилась даже будильник завести. Начала читать мне нотации. Мол, классуха ей звонила, просит в школу прийти. Мол, весь дом теперь обсуждает мою выходку, и ей стыдно соседям в глаза смотреть. А ещё я алкаш, конечно же, да и наркоман, похоже.

Даже порывалась мне вены проверить, дурная.

Я, как обычно, терпел, терпел, молча выслушивая все оскорбления, ровно до тех пор терпел, пока не обнаружил, что мои школьные ботинки совсем развалились, не выдержал – и выместил накопившуюся злость. И на обувке, от которой с психом оторвал подошву, и на Лине, которую просто нах послал. Злость это была из-за ребра больше, боль достала.

У меня нет сменной обуви, но за прошедшие два учебных дня, в один из которых она даже не требовалась, этого никто не заметил. Так что я планирую продолжить в том же духе, и пока просто в кедах погонять. Под классический костюм, наверное, не очень, но мне, если честно, всё равно.

С деньгами полная задница, и я до сих пор не знаю, откуда их взять. Всё заработанное за лето честным гастриковским способом мы с пацанами давно просадили, и теперь мне не то, что сменку, даже тетради не на что купить.

На подходе к школе я замечаю, как из одной из припаркованных тачек выходит моя новая любовь. Но выходит не сама, а при помощи галантно подавшего ей руку кавалера – того самого сорокалетнего мужика, с которым флиртовала на линейке.

Похоже, я в пролёте, но посмотрим…

У входа встречаю Тёмыча, мы перекидываемся парой фраз, и Дианка сама ко мне подходит.

– Привет.

 Её улыбка по-прежнему сводит меня с ума.

– Привет, – кидаю кисло.

– Ладно, я пойду?

Тёма чувствует себя третьим лишним, и я его отпускаю:

– Давай.

Мы пожимаем друг другу руки, товарищ утекает, смешавшись с толпой.

– Как выходные? – спрашивает красотка. – Чего хмурый такой?

Несу какую-то дичь, стараясь на неё не смотреть. Потому что, откровенно говоря, задело. Я жуткий собственник, и сам про себя это знаю. Если девчонка мне симпатична, то достаточно одного взгляда в сторону, чтобы я вскипел.

Скажешь – мои проблемы, значит не уверен в себе и всё такое прочее. Отвечу – согласен, я не слишком-то в себе уверен, но, по крайней мере, это признаю. Как по мне, лучше быть реалистом и трезво смотреть на вещи. Население Земли – семь с половиной миллиардов, половина из них мужики, неужели ж я один такой охренительный, что у всех остальных просто нет шансов?..

Дианка упрекает, что удрал в пятницу. Обижается, что даже телефон у неё не взял. В полушутку говорит, что не будет за мной больше бегать.