Радуга в сердце

Раньше мы иногда так баловались с Тёмой. Лазили друг к другу, игра у нас такая была. Не знаю, кто теперь здесь прописан, но надеюсь, что нервы у этих людей в порядке.

Я припадаю к дверному стеклу и, оставляя на нём бесячие следы от дыхания, некоторое время вглядываюсь в полумрак соседских стен. Затем решаюсь постучать, но это не приносит результата, а значит, единственный возможный для меня выход – это карабкаться вниз.

Рискованно, конечно, но, если подумать, вполне реально. Между щитом парапета и плитой имеется достаточно широкая щель. Её вполне хватит, чтобы как следует уцепиться за металлические прутья руками и, нащупав опору, осторожно спуститься на второй. Важное здесь слово – «опору», которой я, как не перегибаюсь через край, как не напрягаю своё стопроцентное зрение, разглядеть пока не могу.

Балкон этажом ниже практически наглухо замурован. Приоткрытая на проветривание створка меня вряд ли спасёт. Зато у бабы Зины, что живёт прямо под нами, как всегда всё нараспашку, а подоконник, усеянный птичьим дерьмом, может послужить мне посадочной полосой.

Пока мой план дозревает, а сам я, облокотившись на перила, мысленно осуществляю свою затею, Ли, по-прежнему находящаяся всего в полутора метрах, но обезвреженная перегородкой, переходит от оскорблений к уговорам:

– Что ты собрался делать? Ваня, ты слышишь меня вообще? Не вздумай! Ты же не совсем отморозок, я надеюсь… Прошу тебя по-хорошему, вернись в квартиру…

– Мась, тебе звонят, какой-то номер непонятный! – орёт откуда-то Вован.

Я внутренне улыбаюсь – значит, ещё не пошёл по соседям. И, пока полоумная отвлекается на звонок, решаюсь не терять зря времени.

Не то, чтобы я мечтаю остаться калекой или, того хуже, отправиться к праотцам, просто не сидеть же мне теперь здесь до посинения.

Опершись на поручень, перебрасываю наружу ногу. Следом идёт вторая. Адреналин подскакивает, твердеют мышцы рук. Приседаю, чтобы дотянуться до решётки, но в этот самый миг мой настрой сбивают внезапно налетевшие со всех сторон голоса.

Первые два сразу отметается мозгом – это где-то в огородах запричитали какие-то тётки. А вот ещё одним не сдержавшимся оказался Вован.

– Правильно, – бесстрастным тоном приговаривает он. – Лучше сам, молоток. Только ты смотри с умом еб***сь. Учти – останешься инвалидом, кормить тебя здесь никто не собирается. Подыхать будешь долго и нудно, так что советую башкой целиться воон в тот колодец, если повезёт – попадёшь.

– Пошёл ты, – бросаю я, и опять – не успеваю отцепиться, как чей-то крик отправляет всю мою решимость к чертям.

На сей раз это оказывается та девчонка, что, в моём понимании, укатила на маршрутке где-то полчаса назад и никак не может находиться здесь и сейчас, да ещё и меня вытаскивать. После того, как я на неё так откровенно пялился, она вообще должна желать, чтоб я сдох.

– Ты что, ты с ума сошёл?!

Её холодные пальцы мёртвой хваткой впиваются мне в запястья.

– Ты что творишь?!

Инстинкт самосохранения заставляет меня распрямиться. А ещё неизвестно что – снова залипнуть в её глаза. Возможно, это отражающийся в них закат, возможно, очередная моя тупость, но я не в силах отвести взгляд в течение нескольких секунд.

– Давай, лезь обратно! – командует хозяйка балкона, и тут я, наконец, начинаю нормально соображать.

Вована нет, и он тоже видел соседку. Значит, вот-вот завалится к ней и будет меня убивать. В подтверждение своей догадки слышу грохот, доносящийся из глубин её квартиры, и, мгновенно перемахнув через парапет, хватаю барышню за локоть, переключив всё внимание на себя.

– Погоди, не открывай пожалуйста! У тебя дома ещё кто-то есть?

И, забив на все приличия и даже не выслушав, что она ответит, сам врываюсь внутрь, а потерявшая дар речи одноклассница настороженно следует за мной. Припав к глазку и убедившись в своей правоте, я продолжаю тараторить:

– Я буду тебе очень сильно благодарен, если ты сейчас не откроешь, ладно? Можно, я здесь у тебя немного посижу? Только не открывай, хорошо? Пока не надо…

Тем временем Вован так долбит по двери, что с потолка обсыпается штукатурка. Перепуганная до смерти девчонка во все глаза смотрит на меня и молчит. Мне кажется, она пытается вспомнить номер службы спасения…

– Тебя как зовут? – интересуюсь я, чтобы немного разрядить обстановку.

И усаживаюсь на корточках у вибрирующей от ударов дяди Во преграды.

– Аня, – отвечает соседка по парте и, как выяснилось, по квартире, и тоже сползает по противоположной стене.

– Ань, пожалуйста, потерпи пять минут. Он уйдёт – я свалю, обещаю. Так ты одна дома, больше никого?

В моём голосе сквозит нетерпение. Аня же теперь выглядит вполне спокойной, хотя и немного тормозной.

– Папа, – сделав паузу, как-то странно произносит она, и, в ответ на мой страшный взгляд, добавляет: – Но обычно он купается не меньше часу, и всегда слушает при этом музыку, так что не беспокойся. Вряд ли он выйдет в ближайшие десять минут.

Я немного расслабляюсь, но непрекращающийся стук держит нервы в тонусе. К тому же, к нему добавляется стрекот дверного звонка. Мысленно уговариваю того, кто там в ванной, покрепче заткнуть уши и сделать звук навсю.

Заметив, как девчонка прячет лицо, точнее его изувеченную половину, всё время клоня голову слегка набок, я отвожу взгляд в сторону. Но, сколько не пытаюсь найти, за что ему уцепиться, ничего подходящего не нахожу. В итоге просто пялюсь на танцующую в полоске света пыль, и на какое-то время замолкаю. Не знаю, что при этом делает Аня, но никаких признаков жизни она тоже не подаёт.

Наша молчанка выглядела бы мега-тупо, если б не упорство Вована. Он не оставляет попыток перебаламутить весь дом. И, похоже, это у него начинает получаться – мы прислушиваемся к голосам соседей, рискнувших выскочить в подъезд на шум.

– Что случилось? Пожар что ли?

– Всё в порядке, – басит Во…

Воспользовавшись моментом, пока увлечённая событиями однокласссница на меня не смотрит, и, вся превратившись в слух, сидит, обхватив колени и опустив в пол глаза, я позволяю себе разглядеть её получше.

Волосы русые, кожа бледная, угловатые коленки…

На шее холодным блеском мерцает тонкая нить. Она ведёт мой взор вдоль расстёгнутой на несколько пуговиц горловины рубашки к небольшому кулону с двумя рыбками, покоящемуся в ложбинке на груди.

Я не сразу соображаю, что, по сути, тупо пялюсь на её сиськи в показавшемся в просвете одежды чёрном гладкой белье. Лишь заметив движение – определив это первой, Аня меняет положение тела и, выпрямив спину, быстро застёгивает одну из пуговиц, – я тут же спохватываюсь, и мой, до того откровенно изучающий, а теперь испуганный, взор вновь пересекается с её, полным смущения и недоверия, и от неловкости мы оба отводим глаза.