Радуга в сердце

Я улыбаюсь, значит, ей не пофик. Беру у неё номер, интересуюсь, что делает вечером. И уже в холле замечаю Аню. Мы встречаемся взглядом, и она тут же отводит глаза. Я фиг знает почему, но я ещё с минуту продолжаю оборачиваться ей вслед.

– А откуда ты взялся, почему я тебя раньше не видела? – спрашивает Дианка, когда мы поднимаемся на второй.

Но тут на нас со спины наскакивает Никольский, виснет на наших шеях и начинает громко галдеть:

– Виноградова, не морочь парню голову, а ты, Иванов, не раскатывай губу, Дианка тебе всё равно не даст, у неё с физруком шашни.

И уносится вперёд под неодобрительное:

– Что ты несёшь, придурок?!

Я торможу, создавая пробку, и впиваюсь взглядом в Дианкино лицо.

– Ну, это не правда, – растерянно оправдывается та. – Не слушай вообще этого придурка, он просто ревнует…

– Ревнует? – переспрашиваю я.

Тут нас теснят скачущие галопом малолетки, один случайно наступает Дианке на ногу, и та мигом переключается на него.

– Куда ты прёшь, идиот?! – трясёт мальчишку за шкирдон. – Я что, такая незаметная, я не понимаю…

Я молча хватаю её под руку и тащу за собой, освободив малого от расправы. Терпеть не могу скандалисток и хабалок, надеюсь, она просто встала не с той ноги…

Мы входим в класс по звонку, оба с постными минами. Киваю в ответ на чьи-то приветствия и прохожу на место.

– Привет.

От неожиданности зависаю и поднимаю глаза.

Коротко взглянув на меня и еле заметно улыбнувшись, Аня убирает с парты рюкзак и садится. Очумевший я смотрю на неё, а она теперь делает вид, что мне показалось, и только что никто ничего не говорил.

Если честно, мне нравится её голос, такой нежный, чистый, без ноток стервозности или чего-то ещё…

– Здравствуйте, садитесь, – доносится до моего уха, и я тут же возвращаюсь с небес прямо в класс.

Поспешно выкладываю учебник истории и принимаю подобающую позу. Средних лет женщина с телом Фрекен Бок и лицом Марлен Дитрих начинает свой «увлекательный» безэмоциональный рассказ, от которого без того не проснувшийся народ откровенно зевает.

Я слушаю в пол-уха, а сам размышляю, что значит этот Анин жест. Она хочет со мной подружиться? Почему тогда прячется, боится, что нас засекут? А что здесь такого, если мы будем просто общаться? Тем более, что мы с ней, оказывается, соседи. Прихожу к выводу, что ничего такого, и вывожу на последней странице обычной тетради, в которую пока собираюсь конспектировать все предметы, свой корявый «привет». Подвигаю так, чтобы у неё не осталось шанса не заметить.

Краем глаза улавливаю, что увидела, но продолжает упорно вникать в учительский спич. Обиделась что ли, не понимаю…

Снова двигаю тетрадь и строчу быстрым почерком:

«Надеюсь, у тебя не было из-за меня проблем?»

Возвращаю. Несколько секунд тишины, потом она берёт карандаш.

«Нет», – вот единственное слово, которое её длинные тонкие пальчики выводят в течение десятка секунд.

Я бы за это время целое сочинение успел накатать.

Ладно. Решив, что девчонка просто не горит желанием общаться, и мне действительно только что-то показалось, я оставляю одноклассницу в покое.

Половина занятия проходит под монотонное бормотание умирающей Фрекен Дитрих, пока нас всех не встряхивает внезапная выходка с её стороны.

– Иванов!

Я даже подскакиваю с места, но тут же скрючиваюсь от боли в боку. Хорошо, мой невольный стон никто не слышит, потому что все, как обычно, дико ржут.

Как оказалось, резко ожившая историчка надумала срочно познакомиться с новым учеником, вот прямо так сразу, без прелюдий, посреди урока.

– Тебя не было в пятницу. Почему?

Пока я пытаюсь что-то сообразить, выпрямиться, и ни мимикой, ни интонациями не выдать себя, она уже нарезает новую задачу:

– Ладно, Иванов. Что ты скажешь мне о Витте? Тебе вообще знакома эта фамилия?

У ФД (так я решил называть училку, причём, расшифровка Феликс Дзержинский здесь тоже подойдёт) абсолютно непроницаемое лицо, ледяной голос и бетонный взгляд. Этим самым взглядом она придавливает так, что в первые мгновения я начинаю заикаться и забываю даже то, что знал. А знал я, на самом деле, немало. С историей у меня никогда не было проблем.

Я хорошо запоминаю даты, мне интересен сам предмет, поэтому, как только отпускает ступор, выдаю развёрнутый и точный ответ, от которого госпожа Дитрих буквально размораживается на глазах. В отрешённом взоре загорается огонёк интереса, на каменном лице проступают признаки человечности – она улыбается, если это вообще можно так назвать. В целом, очевидно – историчка в афиге. И не только, похоже, она. Кто-то присвистывает, Никольский выпрямляет над кулаком большой палец и пружинит огромным носом, Дианка одаривает восхищённым взглядом и делает губами «вау». Короче, я крут, только ковбойской шляпы не хватает.

Глава 13

По звонку, пока мы все собираем шмотки, белокурая красотка в коротеньком сарафане, из-под подола которого виднеется резинка чулок, подкрадывается ко мне ближе.

– Вань, ну ты сразил просто, – заискивает она, словно разговора на лестнице не было. – Ты скажи, ты в прошлой школе что, отличником был?

– С чего ты взяла? – накинув рюкзак на плечо, бросаю я и, скользнув взглядом, натыкаюсь на распахнутые глаза Ани.

Тут же опустив их, соседка по парте резко ускоряется и уже через минуту исчезает из поля зрения. А я понимаю, что прослушал очередной Дианкин вопрос.

– А, Вань? – произносит она и пытливо на меня смотрит.

– Слушайте, почему вы с ней не общаетесь? – снова пустив всё мимо ушей, громко любопытствую я, обращаясь ко всем, кто ещё не успел удрать из класса.

– Ты о чём? – понижает тон красотка, как будто я уже сморозил чушь.

Рядом тут же вырастают Конопушка, Вика и ещё какая-то брюнетка с моно-бровью. Оборачиваюсь на парней, но тех уже корова языком слизала, лишь Никольский через стекло вскидывает руку, шлёт мне «виктори», хотя я не догоняю, к чему этот жест.

– Почему вот с этой девчонкой… – киваю на Анино место, – никто из вас не общается совсем?

Смотрю на Вику – вроде, она-то приветливая такая… Или мне тоже показалось?

– С Фредди? Так это она ни с кем не общается, – отвечает за ту брюнетка.

– Да, – подхватывает сама Вика. – Она пришла к нам в том году, мы сначала к ней по-доброму, даже пытались подружиться, а она ни с кем не разговаривала, о себе не рассказывает ничего…

– Шлюха она, – жёстко обрубает Дианка, и как по щелчку воцаряется полная тишина, если не считать беспредела в коридоре.