Радуга в сердце

Я повинуюсь. Ольга Николавна, вновь ковырнув меня въедливым взором, начинает свой подозрительный спич:

– … Ваня, ты в школе человек новый. Мы тебя знаем пока недостаточно. Ты нас тоже. Но мне бы очень хотелось, чтобы между нами наладились доверительные отношения. Ты меня понимаешь, Иванов?

– Если честно, не совсем, Ольга Николавна, вы о чём? – бубню я и, коротко взглянув на собеседницу, снова отвожу глаза.

– Сегодня ты прогулял три урока, пришёл бритый… – продолжает холодный голос с нотками явного превосходства. – Я не стану допытываться о причинах, но хочу, чтобы ты знал – ты можешь нам доверять.

Я наблюдаю за погрызанным карандашом, который то и дело теребят её пальцы и судорожно соображаю, что сказать. Но в голове, как назло, какой-то вакуум, и училка всё решает за меня.

– У тебя какие-то проблемы, Вань? – заглянув в лицо, резко спрашивает она.

– Н-нет у меня проблем, с чего вы взяли?

– Может, дома что-то не так? – продолжается допрос.

– Да всё так, – говорю как можно более лёгким тоном.

Но тут она зачем-то встаёт, обходит стол и приближается почти вплотную, отчего я внутренне напрягаюсь.

– Тогда вот это что такое?..

Её пальцы касаются моей макушки, и я чувствую боль и морщусь.

– А что там? – кошу под полудурка.

– Там синяки и свежая рана, – медленно, на распев, произносит она. – Кстати, кровит немного, нужно обработать, зайди потом в медкабинет.

– А, так это я об кран уд-дарился, когда голову мыл. Случайно, – выдыхаю я.

Но, как выясняется, рано.

– Тогда на шее твоей что?

– А что на моей шее?

Ольга, наконец, перестаёт меня щупать, отходит, и тяжело вздохнув, присаживается на своё место. Подперев кулаком щёку, снова буравит взглядом мою черепушку.

Я уже мечтаю сквозь землю провалиться, лишь бы не терпеть на себе этот взгляд.

– У тебя на шее чья-то пятерня, – выдаёт она. – И это о-очень заметно.

Собираюсь что-то ответить, но понимаю, что сейчас буду заикаться, и, сдувшись, роняю подбородок на грудь.

– Не скажешь, значит?.. Ну, тогда мне придётся звонить твоим родителям…

– Да в-вы что, издеваетесь? – тут же прорывает меня. – Что у вас за школа? Ясельная группа, блин, а не школа! Я не ребёнок и сам могу за себя постоять… То есть, – до меня вдруг доходит, что не то я ляпнул. Совсем не то… – Т-то есть… Да бл*!!! – матерюсь от отчаяния, и клин отпускает. – Простите, Ольга Николавна, я хотел сказать, что нет у меня никаких проблем, не надо звонить никаким родителям, я ударился случайно, побрился от вшей, если что! И… и… у меня их нет, так что не беспокойтесь. И пожалуйста, не надо никому звонить!

Я выскакиваю из класса, не тормознув даже на громкие оклики, и лишь на улице, на ходу пихнув в зубы сигарету, осознаю, наконец, что натворил.

Теперь классуха стопудово позвонит полоумной. Скажет, что я неадекватен вообще и своевольный грубиян. Да что я так разнервничался-то? Раньше же наоборот, делал всё, чтоб потрепать ей нервы.

Успокоившись, я раскладываю по полочкам всё, что творится в моей лысой башке. Итак, первое. Я решительно настроен нормально закончить школу. Второе – не потерплю, чтоб мои семейные проблемы выносились на обсуждение посторонними людьми. И третье – я наотрез отказываюсь выглядеть стукачом, я не стукач, и никогда им не был. Точка.

Короче, я решу свои проблемы сам. Пока не знаю как, но улажу всё без чьей-либо помощи.

Глава 8

Сегодня пятница, впереди выходные. А это значит, что я поеду к пацанам, и никакая на свете Ли не сможет мне помешать.

Чавкая вконец промокшими ботами, я заруливаю во двор. В мой родной, старый-добрый – хотя, ничерта не добрый он – до боли знакомый мне двор, больше напоминающий декорацию к артхаусному фильму. Спускаю рюкзак на потёртую, лишённую одной из досок в спинке, скамейку и, выудив из карманов жигу и сигареты, падаю рядом с ним.

Обвожу взглядом покосившийся деревянный штакетник, мысленно перекрашивая его в прежнюю краску – меняю синий на зелёный, красный – на жёлтый; в пустых, вросших в землю покрышках зацветают пёстрые клумбы, прямо надо мной раскидывает ветви вековая липа… И у кого только рука поднялась?..

В струйке дыма оживают знакомые образы и, взмывая, рассеиваются на уровне третьего этажа. Я смотрю в наше окно, сейчас оно завешено шторой.

Вспоминаю, как бабуля напрягала меня с поливом. Она высаживала возле дома прорву цветов, которые почему-то не могли обойтись дождевой водой. Ну, а на меня возлагалась миссия всю эту адскую красоту поддерживать. А именно: стартовать в гараж за лейкой, обратно на третий – за водой, спускаться, поливать, под взглядами соседских тёток чувствуя себя каким-то садовником-полудурком, затем снова наверх – и так по кругу. Пока икры от ступенек не сведёт. Я ненавидел эти грёбаные клумбы, единственное, что во всей этой истории было приятно – так это наведываться в гараж.

Гараж – это ништячная штука. Чего там только нет, если хорошо поискать. Макс как-то в разговоре дал этому месту лучшее определение. «Алтарь заеб**ших вещей», как тебе? Грубо, но метко. Действительно, в бабулином гараже, что на самой деле не бабулин, а дедулин, только деда я не помню, поэтому… вот. В нём было столько всякой дряни, которую и дома некуда сунуть, и на помойку снести жалко, что для нормальных, реально используемых предметов практически не оставалось свободного места. Зато оттуда точно могла бы здорово пополниться наша «музейная» подвальная коллекция. «Бы» – поскольку ключи у Ли, и не факт, что она даст.

Но мне, если откровенно, прямо подгорает туда наведаться.

Там, слева от калитки, должен стоять один очень даже «нормальный» предмет. Даже не предмет, а предметище. Это мой ненаглядный, заработанный гастритом и потом, бемик. Жутко крутой на тот момент, практически нульсовый велосипед. Так я мечтал освоить на нём трюки!

Деньги я тогда скопил примерно за год. Бабуля регулярно выдавала мне на жрачку в школьной столовке и иногда на проезд. Я, само собой, не жрал и стаптывал в щепки кеды, но на байк себе всё-таки насобирал.

Правда, получилось это как раз к моему тринадцатилетию, бабуля добавила оставшееся в качестве презента. А так как днюха у меня поздней осенью, покататься на нём я тупо не успел.

Последующей зимой в мою безмятежную жизнь ворвалась Лина.

Сигарету я высасываю почти до самого фильтра, потому что это последняя, а денег у меня в обрез. Боюсь не хватит на дорогу туда- обратно. Остаётся лишь надеяться на щедрость парней и воспитывать в себе силу воли.

Накинув рюкзак на плечо, я направляюсь к подъезду. Одним широким шагом покоряю две ступеньки и хватаюсь за деревянную ручку с намерением открыть…

Но в этот самый миг кто-то распахивает дверь с обратной стороны, и, чтобы не получить в репу, я машинально шарахаюсь назад…

А дальше происходит самое что ни на есть тупое и выбивающее меня из колеи действо.

Выскочившая из подъезда барышня – то, что это именно барышня я определил, вероятно, по ногам в облегающих джинсах и белых кедах, потому как в первые секунды мой рассеянный взгляд блуждал где-то внизу… В общем, эта барышня начинает шагать в ту же сторону, что и я. Знаю, не спецом, но мы делаем аж три балетных па в попытке пропустить друг друга. В итоге, оба нервно усмехнувшись, поднимаем друг на друга глаза…