Русские не сдаются!

Придумал же Данилов! Насколько я успел понять, в России дуэли пока не так чтобы распространены. Это французская забава. Или я бросил вызов первым?

Уже скоро мы были в расположении оперативного резерва армии, у себя, как я называю, «на гвардейском хуторе», так как приходилось располагаться чуть в стороне от основных войск. Сперва я предполагал покопаться в картах, быстренько перерисовать нужные мне места, а уже после — вести пленного к полковнику Лесли. Но были мысли, что француз что-то интересное расскажет.

Глава 9

Глава 9

Когда к вам в голову пришла хорошая идея, действуйте незамедлительно.

Б. Гейтс

К юго-западу от Данцига

8 июня 1734 года

За время пребывания в составе оперативного резерва наш небольшой лагерь, на мой скромный взгляд, стал местом образцового порядка. Так было не везде на территории дислокации оперативного резерва, который ни хрена не оперативный, так как не участвует ни в каких операциях, а лишь следит за обстановкой, которая, понятное дело, от одного наблюдения не меняется.

Мы оборудовали отхожие места, причём в полроста — поставили небольшие срубы, внутри которых, под моим руководством, смастерили сидушки. И это, между прочим, важный момент. Во-первых, клеща какого на задницу не посадишь, комарья поменьше, да и, опять же, удобства.

Теперь справлять свою нужду можно было с немалым комфортом. Сел, лишь голова торчит, смотришь на все четыре стороны… ладно, на три… а вокруг природа, красота! Еще и навес над головой, так что дождь не помеха, напротив, комаров и мошек нет. Вовсе ляпота!

Не хватало только освежителя. Но не для того, чтобы освежать воздух — тут это бесполезно — а для того, чтобы было что почитать. Тут же были свежие лопухи, пара кувшинов с водой. Максимальный комфорт и вся возможная гигиена в полевых условиях. Томик бы любимого чтива, так и сидеть, геморрой высиживать.

— Ваш бродь, так откель мусору то взяться? — удивлялся Кашин, когда я проводил работу с личным составом по теме санитарно-гигиенического состояния нашего маленького, но чистого и гордого лагеря.

Рядом с моим шатром — и палатками, где проживал личный состав моего отряда — не было ни одной мусоринки. И Кашин прав, время такое, что обёрток, целлофановых пакетов, даже и окурков не встретить. Вот он и поражался моему напору по чистоте. Но я не мог сразу отказаться от нарративов будущего, когда любая лесная поляна вблизи пяти километров от спального района имела кучи мусора.

Но рядом с нами не было битых горшков, каких-нибудь ниток, портянок брошенных, остатков пищи. Не наблюдалось и кругляшей конских. Кони были… Нам выделили, ибо приписаны мы к драгунам, а тут без коней никак. А кругляшей не было. Убирали. Пусть для солдат и не было понятно, зачем. Ясно, что меньше мух, но все равно, зачем…

— Сержант Кашин, дежурства распределены? — недовольным тоном спрашивал я на почти на каждой вечерней проверке.

А потому что даже в таком, маленьком, сплоченном, коллективе, где я, между прочим, командир, все равно мои новшества встречали с непониманием. И сержант Кашин был тем, кто выражал общее солдатское мнение.

Может и не стоило слушать, но я хотел взращивать единомышленников, соратников, а не подневольных исполнителей. Наивно? Так с пониманием человека из будущего многое наивно в прошлом. Может только в чуть меньшей степени, чем наивным выглядел бы человек из прошлого в двадцать первом веке. Хотя… видеоролики научился бы перекручивать и все… в социуме.

— На ентот… ну… пищеблак… вот… идут Фралов, Морочко… — сержант сообщал мне распределение дежурных на ночь и на следующий день.

Примерно посередине палаточного полукруга у нас стоял пищеблок. Здесь были оборудованы два кострища, выставлены рогатины, на которых висели, мытые с песком и мылом, два котла. Отдельно стояли кувшины с прокипячённой водой — единственной, которую я разрешал людям пить. Рядом имелся и небольшой навес для дров. Всё же уже было два серьёзных дождя, и все поняли, что сухие дрова надо беречь, не то костра не разведёшь.

Это было понятно и раньше, но должно прозвучать волевое решение и красное словцо, чтобы солдатская лень испугалась сквернословия лица начальствующего и уступила место трудолюбию. Сила убеждения не работала, если она не вооружена матом или даже затрещиной. Да, не только демократия была в нашем маленьком, но гордом подразделении. В какой-то момент я был вынужден и силу применить. Ну если нельзя иначе?.. И если авторитет меня, начальствующего вдруг попробовали поставить под сомнение.

— Построение завершено. Всем постовым на посты! Иным спать! — так заканчивалось каждое наше вечернее построение.

Конечно же, всё обустройство было достаточно скромным, выглядело — не сказать, что эстетично. Но держалось крепко, и все конструкции были функциональными. Примерно такой лагерь я хотел бы видеть, куда бы нас ни забросили. Или даже лучше, но для этого было бы неплохо соорудить рукомойник, найти достаточно ветоши, мыла… а мыла побольше. Пусть оно и стоило недешево.

А ещё мы позаботились о безопасности. Не поленились, выпилили и срубили немалое количество рогатин, которые были способны остановить не только конницу, но и человека. Были у нас и замаскированные ямы. Так что даже если бы и не было организовано дежурство, то подходящие в ночи враги должны себя обозначить криками боли.

Вряд ли наслаждение получат даже любители петухов, если сядут своей французской задницей на заострённый кол, поджидавший такого гостя на дне ямы. Соседей, кстати, мы предупредили, чтобы к нам не шастали, потому что есть ловушки. Ну и днем караулы солдат всегда смотрели за теми, кто подходит к нашему уголку санитарно-гигиенического рая.

И я был даже горд, горделив, что пленник, которого мы вели в лагерь, крутил головой и был заинтересован нашими строениями. Будто бы и позабыл, что пленный и что его участь может стать незавидной, вплоть до того, что француза этого не станет. Странная для меня эмоция — гордыня. Нужно все же брать свой нрав в узду, свой норов.

Француз, судя по тому, как он рассматривал территорию, обращая внимание на скошенную траву, был немало удивлен. Но ничего, это не последнее впечатление лягушатника у меня в гостях.

— Welche andere Sprache als Franzosisch sprechen Sie? [нем. На каком языке, кроме французского, вы говорите?] — спрашивал я француза на немецком.

Не может быть, чтобы такой франт, а он был чуть ли не майором, не знал ещё хотя бы одного языка, кроме французского. Пора мне уже начинать учить знаки различия. Даже в своих не могу определить, где прапорщик, а где и ротмистр. Так можно и в лужу сесть, или нарваться на неприятности.