Русские не сдаются!

— … месяца мая сего года… унтер-лейтенант Измайловского полка Ея Величества Норов Александр Лукич бунт учинил, пошёл супротив приказа капитана фрегата… — читала Елизавета первое письмо, написанное адмиралом Томасом Гордоном.

— Ну так и что ж? Чада, что ли, они неразумные? Я повинна за них всё решать? Казнить, или как там у них? Протянуть под кораблем. Так впредь и перед посадкой на ночную вазу спрашивать дозволу станут, — сказала Анна Иоанновна с раздражением, но тут же громко рассмеялась.

— Матушкья, тут не вся истина. Унтер-лейтенант тот не флотский, подчиньяться не намерен, — объяснял ситуацию Бирон. — И твой же, матушкья, измайловьец!

— Вот оно как! — задумалась императрица. — Измайловец бунт учинил? Это ж как? А не твой ли брат поставлен на полк Измайловский?

И дело вправду было не такое простое, как казалось на первый взгляд. Анна Иоанновна прекрасно понимала внутриполитические расклады, наверное, даже не столько понимала, сколько чуяла их неким звериным чутьём. Измайловцы — опора её трона, её детище, которое и создавалось для того, чтобы противостоять семёновцам и преображенцам. Так что холить и лелеять нужно гвардию, чтобы чего не удумали. Ее на трон усадили, мало ли…

Анна Иоанновна с интересом посмотрела на Елизавету. Нет, не верила императрица, что эта сумасбродка бунт учинит.

— Тётушка, читать иное письмо? — заискивающим, звонким голоском, хотя и чувствовалось, как мешал ей набитый мясом живот, спросила Елизавета.

— Читай, дитя, читай! — сказала Анна Иоанновна и так погладила по пышным щёчкам племянницу, словно отхлестала негодницу.

— … сего года… унтер-лейтенант… с возгласами «Русские не сдаются» восстал супротив сдачи фрегата, глаголя о том, что мортиры и пушки, что оный офицер сопровождал, потребно передать армии. Фрегат сохранён, пушки, окромя одной, в целости и нынче уже выбивают Лещинского с Данцига… — читала Елизавета письмо от Миниха.

— Русские не сдаются! Экий офицер у меня в измайловцах! А говорят, что там токмо немцы службу несут, — императрице явно больше понравилось второе письмо.

Это понял и Бирон, и теперь, наблюдая за государыней, уже формировал решение, не свое, вроде бы, а самой императрицы. Это же уразумела и Елизавета, искренне заинтересовавшись, кто такой этот унтер-лейтенант, что, служа в Измайловском полку, где лишь единицы — из православных, подобные речи о духе русском кричит. Словно на заре становления Петровской империи.

— Lassen wir alle Anstifter frei und erklaren wir den Fregattenkapitan von «Mitava» zum Verrater? [нем. Отпускаем всех зачинщиков и объявляем капитана фрегата «Митава» предателем?] — спросил на своём родном языке Бирон.

Императрица скверно говорила на немецком, но понимала хорошо, и теперь не стала в укор своему фавориту ставить то, что он бросил говорить на русском, а задумалась. Анна Иоанновна не любила это дело — думать, но когда надо, голова государыни работала хорошо.

— Не напасёмся мы капитанов справных на флот наш. Так что пущай выменивают того француза, капитана «Митавы». Как его…

Она наморщила лоб.

— Пьер Дефремери, — быстро вспомнил Бирон, который не мог позволить себе не думать и часто выступал своего рода справочным бюро для государыни, за что, в том числе, и был ценим.

— Вот! Его. Судить будем, посмотрим, что да как. Может, тут и крамола была. Он хранцуз, да и с хранцузами баталия морская была… А нам нужно прославлять измайловцев, а то иные думают, что они токмо и без толку по городу ходят. Да и русский он, лейтенант ентот… — Анна Иоанновна задумалась. — Праздник сего дня справить нужно. В честь славной победы полковника Лесли над хранцузами, ну и фрегата Митава над двумя линейными кораблями Людовика.

Императрица посмотрела на свою племянницу.

— Воно как, Лизкин. А ты могла быть хранцузской королевишной. И воевала бы супротив Отечества твоего. А мы били бы тебя и в хвост, и в гриву. И… — Анна Иоанновна рассмеялась. — И под хвост тебе!

Елизавета смеялась вместе с государыней. Она привыкла, почти уже и свыклась. И гвардия любит Анну Иоанновну, которая не задерживает выплаты гвардейцам. А по случаю войны в Польше, так и вовсе всем выдала двойное жалование. Но Лиза верила, что придёт ещё её час, что ее сестра не вечна, особенно с такими-то телесами и вкусами.

Глава 8

Глава 8

Не каждый, с кем ты дерешься, твой враг, не каждый, кто тебе помогает, твой друг.

М. Тайсон.

Окрестности Данцига, юго-западный лес

8 июня 1734 года

Удар. Лезвия шпаг встретились, и лесную поляну оглушил звон стали. Уклоняюсь в сторону, делаю ложный замах, но… пропускаю удар соперника. Попал в ногу, благо, что острие было загодя облеплено воском и замотано тряпицей. Ноги у нас, в отличие от туловища, не были защищены.

— Да ёж! — не сдержался я.

Вновь не получилось одолеть сержанта. А ведь он явно не лучший фехтовальщик империи. Но и «в одну калитку» не выходит у него уже. Учусь помаленьку. Руки вспоминают, голова запоминает, что да как. Это же целая наука! Когда в прошлой жизни сабелькой махал, так, без системы и умельца, который бы подсказал что да как, только лишь предполагал, насколько фехтование фундаментальный вид спорта. Сейчас это вид выживания.

— Шибко высоко шпагу подымаете, дабы ложный замах учинить, нужно коротчее бить, — вновь, смущаясь, объяснял мне мои ошибки сержант Кашин.

Уже десять дней прошло с того момента, как я оказался в расположении оперативного резерва полковника Лесли. И ничего, вот ровным счетом, ничего мы тут не делаем полезного для общей осады крепости. Да и крепость держится. Французский флот пока не ушёл, по Висле что-то там доставляют в осаждённый город. Даже морские суда заходят. И это дает надежду осажденным.

Но подвижки есть, конечно, и в деле осады также. Орудия, что были доставлены мной, а также три мортиры, выгруженные с борта фрегата «Россия» — всё это уже стреляет в засевшего в Данциге Станислава Лещинского.

Этот самый Лещинский — тот тип, которого якобы выбрали польским королём на последнем вальном сейме. Но России, да и Австрии, такие расклады оказались не по нутру. Как допустить, чтобы Речью Посполитой управлял тесть французского короля? Дочь Лещинского ведь замужем за Людовиком XV.

Вот и выгоняют его, русофоба клятого из польских земель,. А французы помогают своему ставленнику. Недаром же Лещинский в последнее время жил во Франции, а его дочь, Мария, так и вовсе жена короля Людовика.