Салем кот Поттера

— Не нравится он мне, — прокомментировал Салем. — Слащавый он какой-то, подкрашенный весь, подпудренный как баба. Одно слово — румын!

— Он британец! — обиженно надулась Гермиона. — И он герой!

— Ну да, ну да… — заухмылялся кот. — Я тоже одно время книги писал. И у меня герои были там ГЕРОЯМИ! И если бы я взял за прообраз героя себя, то был бы я героем?

— Это автобиография! — продолжила возмущённо отстаивать свою точку зрения Грейнджер.

— Возможно, — ехидно продолжил Салем. — Но это не точно. Гермиона, ты хоть представляешь, сколько уходит времени на написание одной книги?

— Нет, — качнула она головой из стороны в сторону. — Ну, наверное, полгода или год.

— Всё зависит от писателя, — произнёс кот. — От его умения слогать слова. От вдохновения. Когда я писал свой роман, то тратил целый день на написание половины главы. На один роман у меня уходило два-три месяца. Потом ещё месяц-два вычитки и редактуры. При этом я занимался исключительно книгой, и больше никакой иной работы. Если работать, то на книгу остаётся намного меньше времени и сил.

— Ты хочешь сказать, что у такого героя как мистер Локхарт, — начала Гермиона, — не будет времени на написание книги из-за занятости приключениями?

— Заметь, не я это сказал, — усмехнулся кот.

— Ой, ты не прав! — надула щёки Грейнджер. — На приключение у мистера Локхарта уходит в худшем случае месяц в год. Потом он его описывает в своём произведении. Одно приключение в год — одна книга в то же время.

— Не исключаю, что это так, — решил дальше не спорить Салем. — Но всё равно этот румын мне не нравится!

— Он британец! — вновь возмутилась Гермиона.

— Да?! — растянул губы в улыбке кот. — Какая разница?

— Погоди! — всполошилась Гермиона. — Салем, ты писал книги?

— Да, было дело, — с гордым видом он выпятил грудь, сидя свободном стуле между Гермионой и Гарри. — Я посвятил писательству несколько десятилетий. А когда устал от этого хобби, то инсценировал свою смерть в мире обычных людей.

Поттеру было куда интересней обсудить летние дела с Дином Томасом, который сидел от него по левую руку. Увлёкшись разговором с другом, он больше не обращал внимания на то, о чём говорили его кот и подруга.

— А в каком жанре ты писал? — проявила искреннее любопытство Грейнджер.

— Фантастика, — ответил Салем.

— Фантастика? — горели жаром глаза Гермионы. — Вау! И много книг ты написал?

— Да, научная фантастика, — кивнул кот. — Я был её основоположником и написал шестьдесят шесть романов, плюс ещё пару десятков повестей и рассказов, сколько-то пьес и несколько научно-публицистких работ. Потом я утратил интерес к этому хобби. Я потратил на него почти полвека. Хм… — задумался он. — Писать я начал в тысяча восемьсот шестьдесят третьем, а закончил в тысяча девятьсот четырнадцатом. Тогда у обычных людей началась «веселуха» под названием первая мировая война. Меня из-за этого заставили заниматься делами Совета…

— Ого! — во взгляде Гермионы читалось неподдельное любопытство в смеси с уважением. — И под каким именем ты издавался?

— Жуль Верн, — тепло улыбнулся Салем, предаваясь приятным воспоминаниям о своей успешной писательской карьере. — Помню, я познакомился на приёме с Александром Дюма. Мы с ним разговорились. Я поведал ему о своих фантазиях. Он заверил меня в том, что я обязан записать их и издать. Он же помог мне потом издаться.

— Погоди, — нахмурилась Гермиона. — Об Александре Дюма я слышала. Но о каком-то там Жуль Верне я ничего не слышала. Салем, ты меня не обманываешь?

— Я? И обманываю? — искренне возмутился он. — Да ни в коем случае! Уж точно не в таком деле, как личные достижения.

— Но почему тогда нигде нет книг за авторством Жуль Верна? — подозрительно сощурилась Грейнджер, будто считала Салема обманщиком.

— Потому что… — он был настолько возмущён и так сильно жаждал отстоять свои идеалы, что решил сказать правду. — Я могу сказать это тебе по большому секрету на ушко.

— Ладно, давай, — Гермиона подняла кота на руки и поднесла его голову к своему правому уху.

— Потому что я из другого мира, — прошептал он ей на ухо.

— Что?! — она ошалела и опустила кота себе на колени. — Салем, ты серьёзно?

— Угу, — твёрдо кивнул он. — Я думал, ты догадаешься. Разве я тебе этого не говорил?

— Эм… — Гермиона задумалась. — Не помню такого. А я могу как-то найти и почитать твои книги?

— Ну… — он глубоко задумался. — В принципе это возможно, хотя и небезопасно. Я могу тебя научить чарам для путешествия между… — он глазами обвёл невольных слушателей, которые закончили есть и скрашивали скуку разговорами или тем, что грели уши за счёт чужих бесед. — Ну, ты поняла…

— Да-да, я поняла, — загорелись жадным блеском глаза Гермионы. Она осознала, что речь идёт о заклинании для перемещения между мирами. — А когда ты сможешь меня научить этим чарам?

— Полагаю, лучше всего на каникулах, — не стал долго думать Сэберхэген. — Пока же ваша задача учиться и искать способ вернуть мне человеческий облик.

— На рождественских каникулах! — заявила Грейнджер.

— Хорошо, пусть будут рождественские каникулы, — согласился Салем.

* * *

В целом жизнь в Хогвартсе мало чем отличалась от прошлогодней. Всё те же преподаватели и занятия, схожее расписание, те же люди, за исключением первокурсников. Но кому они интересны? Правильно — никому, кроме самих первогодок. Даже учителям на них по большей части плевать.

После первого урока ЗОТИ Гермиона несколько разочаровалась в своём кумире, но всё ещё оставалась поклонницей Локхарта. А всё дело в том, что новоиспечённый профессор решил впечатлить студентов.

Гилдерой где-то раздобыл пикси и выпустил их на первом же уроке. Этот самый урок пришелся на группу второкурсников Гриффиндора и Слизерина.

Салему такой подход понравился, и он готов даже был похвалить Локхарта за эффектность. Если бы не один нюанс. Перед этим преподаватель не показал чар, с помощью которых нужно валить пикси. А сам трусливо спрятался под парту, ещё и волшебной палочки лишился. Пикси разгромили ему весь кабинет и травмировали большую часть учеников.

В результате дети справились с летающими тварями, но в преподавателе разочаровались.

После этого Локхарт усугубил к себе неприязнь тем, что больше крутых уроков не проводил. Он на всех занятиях стал устраивать сценки из своих книг — этакие спектакли без грамма магии, в которых никто не хотел участвовать. Все студенты, кого он вызывал для участи в сценке, чувствовали себя неловко, будто подвергались прилюдному унижению.