Сара Фогбрайт в академии иллюзий

Но Хильди удовольствовалась и тем. Она впустила меня, а после захлопнула дверь и заперла её на задвижку.

Этой задвижки ещё утром не было. Нам установили и новый подоконник из неокрашенного дерева, широкий, прочный, взамен рассохшегося старого, покрытого многолетними слоями белой краски. Стекло в раме больше не дребезжало от ветра, и по ногам не тянуло сквозняком.

Комнату освещала лишь небольшая настольная лампа на кованой ножке, с коричневым абажуром, украшенным бисерной бахромой. В её неярком тёплом свете я не сразу заметила, что одна из тумбочек теперь придвинута к кровати. Сперва мой нос учуял запах яблочного сока, мясного рулета и сыра, а затем уже я заметила чашки и пирожки в промасленной бумаге.

Дита, поджав ноги, сидела на кровати с пирожком в руке. Хильди устроилась рядом. Я замешкалась (меня-то не звали) и собиралась с гордым видом заняться каким-нибудь делом, да вот хотя бы собрать сумку на завтра, но тут Хильди хлопнула по кровати.

— Чаво застыла? — сказала она мне. — Двигай сюды, да чашку свою прихвати!

Было почти восемь. Скоро колокол позвал бы на ужин, но я-то знала, чем нас обычно кормят, потому вскоре уже сидела рядом с Хильди с чашкой в руках.

Теперь у нас на полу появился новый ковёр, шерстяной, узорный, так что я разулась ещё у входа. Жаль было топтать его туфлями.

— Вона, сыр бери, — велела Хильди, придвигая ко мне свёрток с нарезанным сыром. — Будто из Южного Трегунда, а? Не отличить.

И, откусив сразу половину пирожка, она продолжила невнятно:

— Мой батя варит. А я гововю: куда тому Ювному Твегувду! Наф-то вкуфнее! Беви, беви…

Я взяла. Сыр господина Сторма и вправду оказал бы честь любому столу. Небось не хуже, чем на пикнике у Эштонов!

— И пивоги, — подтолкнула меня Хильди локтем. — Фама пефла.

И, наконец проглотив кусок, она прибавила:

— Хучь сёдня чаво-то пожавать, не то потом сиди всю неделю с пустым брюхом!

Я постаралась не думать о будущем. В руках моих была чашка с прекрасным, свежим, густым яблочным соком, пощипывающим язык, и жареный мясной пирожок, и у нас ещё оставалось достаточно сыра. И в комнате наконец-то было тепло и уютно, а если крошки и падали, то не на мою кровать — и всё, всё было великолепно, если бы только Дита не глядела на меня с таким суровым и мрачным видом!

— Вчера был мой день рождения, — с укором сказала она.

— День р… — начала было я, машинально собираясь её поздравить, и осеклась. День рождения! Он выпал на выходные, но отчего же Дита провела его здесь, а не дома?

Я вспомнила, как она сидела одна-одинёшенька в пустой комнате, на сквозняке у окна, и мне стало её жаль. Конечно, Дита сама хороша — могла бы сказать!.. Но ведь она и пыталась сказать, только я не послушала.

— Почему ты не праздновала с семьёй? — осторожно спросила я, припомнив, что до этого времени вообще не видела никого из её семьи.

Дита невежливо фыркнула в чашку с соком. Я ждала, но она не отвечала.

— Значит, тебе исполнилось шестнадцать? — задала я ещё более неловкий вопрос. Вдруг не шестнадцать? Вдруг ей не удалось сдать экзамен в прошлом году, и я наступаю на ещё одну больную мозоль?

— Семнадцать, — ответила Дита, не глядя на меня. — Я год готовилась к поступлению.

Тягостную атмосферу в какой-то мере скрасила Хильди. Она сделала громкий глоток, а потом зашуршала бумагой.

— Только я собиралась поступать не сюда, — продолжила Дита, — а в Эрхейвенскую академию отражений. Отец так мною гордился!

Я затаила дыхание. Дита поглядела на сок в чашке и сказала ему сурово:

— Он торговый представитель, мой отец. Его магии едва хватает, чтобы заверять сделки, а тут я… Он думал, я могла бы ему помогать с отгрузкой и тому подобным.

— Или заглядывать в прошлое и будущее, — осмелилась вставить я. — Лучше, чем делает эта задавака Кэтрин с её картами! Ты заранее знала бы, что принесёт выгоду.

— А то, можа, стала бы боевым магом, — внезапно мрачно сказала Хильди. — Были у нас такие, когда Подгорный Рок сцепился с Ригерином. Оно хотя покуда и тихо, да батя говорит, ещё полыхнёт, всё к тому идёт. Перевели б вас всех на боевой, чуть подучили, да в самое пекло! Мы-то как выезжали, я видала, лежат у реки, хотели магичить с отражением, да их там огнём и накрыло… Мне пять было, в эти годы чё думаешь? Ну, лежат и лежат — можа, так и надо. Уж после прочла, третьекурсники, едва получили первую ступень. Это ж вот как мы почти!

В комнате стало очень тихо.

— Если полыхнёт, то и нам найдут применение, — негромко сказала Дита. — Иллюзию тоже используют в бою. Но мы девушки и младшекурсницы, таких не ставят в первые ряды.

Было так дико слышать об этом в нашей маленькой тихой комнате! Безусловно, я знала, что десять лет назад случилась война, и Параверия тогда помогла Подгорному Року, и мы установили контроль над Эмлуном, где добывали драконьи слёзы. Но с тех пор прошло уже так много лет, и всё было спокойно, и папа ворчал, что гномы давно могли бы вернуться к себе. К чему заговаривать о всяких ужасах?

— Ничего не полыхнёт, — сказала я. — Папа бы знал, а он говорит, что всё будет хорошо…

— Ах, да они все говорят! — внезапно вскричала Дита. — Разве можно им верить? Знаешь, мой отец всё твердил, что гордится мной, что я свет его жизни, его радость, что я… А потом встретил другую женщину и бросил нас. Просто собрал вещи и ушёл, раз — и нет его, даже не попрощался, не поговорил со мной напоследок. Понимаешь? Все эти слова, всё, что было до этого — всё ложь!

— Да как жа так! — возмутилась Хильди.

— А вот так, — горько сказала Дита. — Ещё накануне всё было хорошо. Мы говорили о будущем, строили планы, смеялись — а через день он ушёл и не удостоил и словом объяснений. Уже знал, что уйдёт, и лгал. Я никогда не думала, что он такой!

И тут она заплакала, громко, некрасиво, прямо с чашкой и пирожком в руках. Я не знала, что делать в подобных случаях. Маме или Розали я подала бы стакан воды, пока они промокают глаза кружевным платочком…

По счастью, Хильди сообразила быстрее: забрала у Диты из рук всё лишнее, а взамен дала большой клетчатый платок, в этот раз зелёный. Я спохватилась, что синий так и не вернула, и, стремясь сделать хоть что-то полезное, робко сказала:

— Может, всё не так плохо? Помнишь, Кэтрин тебе гадала. Она сказала, ты обижена, но тот человек не виноват, и однажды правда откроется. Может, она говорила о твоём отце?

— Да что она понимает! — воскликнула Дита. — Она ничего, ничего не знает! Он говорил, гордится… Готовил меня к поступлению… Я так старалась, а он — назло пошла сюда — а ему всё равно! Прислал дурацкие конфеты…

— А что написал? — спросила я. — Ведь было ещё письмо.

— Поздра-а-авил с поступлением! — провыла Дита в платок.