Сборник поэзии

Есть вольеры для орлов,

Есть пруды, где спят драконы

В семь и более голов.

Неужели там не будет

Места рыжему коту?

Бог воздать ему рассудит

За болезнь и маяту,

Даст пригрева, пропитанья,

Шкурку новую пошьет,

Для спортивного хватанья

Тень мышиную пришлет...

Там, усвоив эту байку,

Кот воссядет, как мудрец,

Терпеливо ждать хозяйку —

И дождется наконец.

Если ж я не встречу тамо

Рыжей ласки и ума —

Так тот свет, замечу прямо,

Никакой не свет, а тьма!

1988

Вдовство

Е.К.

Весь мир вокруг тебя, дружок,

Опустошен и раскален.

Как ни крутись — сплошной ожог

От всех вещей, со всех сторон.

В шкафу коснешься пиджака,

Нажмешь на ручку у дверей,

И одинокая рука —

До пузырей, до волдырей!

В апрельском солнце тощий сад

Увидишь сквозь трубу ворот —

И, вспыхнув, одинокий взгляд

Скукожится и опадет.

И ты не знаешь, где еще

В засаде ждет тебя огонь,

Где память на твое плечо

Наложит жгучую ладонь.

А ты и вскрикнуть не вольна —

Лекарств накапают друзья.

Смерть хорошо защищена.

На смерть и гневаться нельзя.

И у окошка ты стоишь

Неопалимой Купиной,

И ребра раскаленных крыш —

Что крылья за твоей спиной.

1982

Бал

В лохмотьях дотащились мы на бал,

Хоть были поначалу разодеты:

Какой нас шелк струисто облегал!

Какие окрыляли нас эгреты!

Но тщетно ждали наши туалеты

Вальсированья, взоров и похвал.

Кой-что за грош спустили, приустав,

Кой-что в пирах случайных прогуляли...

На каждой из грабительских застав

Мы в страхе по обрывку оставляли, —

По камушку, по перышку, клочку

Мы раздавали, выходя из моды,

То волку, то клопу, то паучку,

То просто ухудшению погоды.

Кто на пеленки отрывал рукав,

Кто резал шлейф — супруге на бельишко...

Не нам жалеть: убогий вечно прав.

Всё — крохи против нашего излишка!

Случалось жемчуга и декольте

Нам ватником прикрыть для маскировки,

Чтоб не остаться в полной наготе...

Какой там бал! Какие вальсировки!

Но мы — в дверях, и нас зовут на бал,

И жмемся мы: мы более не пляшем,

Стоим и шелестим отрепьем нашим,

Пугаясь кавалеров и зеркал.

Нас грохот ритма оглушает, старых,

Впивать способных лишь свирельный глас.

И девка в космах, в шелковых шальварах,

Вся растопырясь, пляшет вместо нас.

1987

На свободе

На свободе от песенного размера

Соблюдаю рифму на всякий случай,

Ибо ненависть ждет, как любовь и вера,

Подтверждения правильностью созвучий.

Ах, колючий

Детства ком, детства комплекс, торчащий в горле,

Со слюной пионерской хрипящий в горне,

Плоть мрачащий - и дух изводящий в корне

Страх горючий!

На свободе от соцзаказа, цензуры

И от слов: "Кто такая ты? Есть постарше!.."

Верно, были. Бросались на амбразуры,

Смаковали баланду, топтались в марше.

Дымом ставши,

Или черной слизью осевши в трубке;

Измельчась под теркой рябой и в ступке

Истолчась; исчервившись из мясорубки

В красном фарше —

Упокойники, узники, униформа

Циркового восточного представленья

Ради паек покоя и граммов корма,

Еле-ельного лампочного каленья...

Поколенья

Этих, старших, ушли, утвердив рекорды.

Я — про нас, брюхатых с тех пор: аборты

Были запрещены, чтоб восполнить орды

Населенья.

На свободе уже от стыда-позора,

От беззвучия, скрюченного придонно,

Я хочу судилища, приговора

Для отца, таимого эмбрионно!

Чтоб законно

Прекратилось это его бессмертье:

Коль желудочек помер — живет предсердье,

А коль оба мертвы — так что-нибудь третье...

Кол в могилу, не менее! Милосердье

Нерезонно.

На свободе... Не то от былых зачатий

Инкубаторно вылупятся уроды,

И достанет на будущий век исчадий

Вроде нас, но одетых по слову моды...