Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы

Невнятно «Известиям» дымкой овинной

Повитое Слово, как сфинкса лицо.

Под треск пулеметов и визги трактиров

Родились поэты — наседки галчат:

За Гёте — Садофьев, за Гюго — Маширов.

Над роспятой книгой чернильный закат.

Между 1919 и 1922

390

Кареглазый жених убит

Пулей в персиковую щёку,

Недаром во мгле ракит

Ворона пеняет року.

Что каркнет зловещая птица,

Всё сбудется... В руку сон...

Бородатая горе-вдовица

Старей поморских икон.

А давно ли цвела рубаха

На милом, как маков цвет?!.

С водопольем душенька-птаха

Канет на бересклет,

Запоет про молодость нашу,

Про малиновый поцелуй...

Лучше б есть острожную кашу

На пути в глухой Акатуй,

На каторжной ночевке

Читать гнусавый Псалтырь...

Убегают ели-мутовки

В нерасказанную Сибирь.

Не равна ль варнаку, поэту

Персиковая щека?!

На словесных поминках нету

Волшебного колобка.

Оттого и стих безголосен,

Не вспыхивает перо,

И оделись вершины сосен

В позументное серебро.

Между 1919 и 1922

391

Рукомойник из красной меди

С развалистым, губастым рожком,

За кряжистым тыном соседи,

Лабаз, повалуша с коньком.

В горнице скворцы-болтушки,

Идолище - самовар.

От перинной глухой опушки

Отхлынул вселенский пожар.

Там блуждают гонцы-декреты,

Безотзывно в рога трубя.

Принимаю венец поэта,

Как грядущее, не любя.

По душе Цареград перинный,

Кулебяк нерушимый круг.

До узды в крови неповинной

Ступает былое-битюг.

За ним едноног костлявый,

Вороньи, злые смерчи...

Товарищи, на поле славы

Священны мщенья мечи!

Рубите же перинные дебри,

Изжарьте архистратигов-гусей,

Чтобы не было России и Сербии,

Грибных, календарных дней,

Чтоб из звездной горящей меди

Отлился Жизни сосуд,

И за тыном взыграли б соседи —

Солнце-яхонт и Марс-изумруд,

Чтобы в клетке скворец-комета

Клевал слова-коноплю...

Исповедь себя — поэта

Я кровавым пером креплю.

Между 1919 и 1922

392

Женилось солнце, женилось

На ладожском журавле,

Не ведалось и не снилось,

Что дьявол будет в петле,

Что смерть попадется в сети

Скуластому вотяку!..

Глядятся боги и дети

В огненную реку

И видят: журавье солнце

На тигровом берегу

Курлыкает об Олбнце,

Взнуздавшем коня-пургу.

Будя седую пустыню,

Берестяный караван

Везет волшебную скрыню

Живых ледовитых ран, —

От хвой платану подарок,

Тапиру — тресковый дар...

Тропически ал и жарок

Октябрьских знамен пожар.

Не басня, что у араба

Львиный хлеб — скакун в табуне,

И повойник зырянка-баба

Эфиопской мерит луне;

Что Плеяды в бурлацком взваре

Убаюкивает Евфрат,

И стихом в родном самоваре

Закипает озеро Чад.

<1920, 1921>

393

Михаилу Соколовскому

Я знаю, родятся песни —

Телки у пегих лосих,

И не будут звезды чудесней,

Чем Россия и вятский стих!

Города Изюмец, Чернигов

В словозвучье радость таят...

Пусть в стихе запылает Выгов,

Расцветет хороводный сад.

По заставкам Волга, Онега

С парусами, с дымом костров...

За морями стучит телега,

Беспощадных мча седоков.

Черный уголь, кудесный радий,

Пар-возница, гулёха-сталь

Едут к нам, чтобы в Китеж-граде

Оборвать изюм и миндаль,

Чтобы радужного Рублёва

Усадить за хитрый букварь...

На столетье замкнется снова

С драгоценной поклажей ларь.

В девяносто девятое лето

Заскрипит заклятый замок,

И взбурлят рукой самоцветы

Ослепительных вещих строк.

Захлестнет певучая пена

Холмогорье и Целебей,

Решетом наловится Вена

Серебристых слов-карасей!