Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
За обозом народ-Ломоносов
В песнорадужном зипуне...
Умереть у печных утесов
Индустриальной волне,
Чтоб в коврижные океаны
Отчалил песенный флот...
Товарищи, отмстим за раны
Девы-суши и Матери-вод!
Ложесна бытия иссякли,—
В наших ядрах огонь и гром!..
Пиренеи словесной пакли
Падут
На развалинах строк, созвучий
Каркнет ворон — мое перо,
И польется из трубной тучи
Живоносных рифм серебро!
<1921>
407
Теперь бы Казбек-коврига,
Урал — румяный омлет...
Слезотечна старуха-книга,
Опечален Толстой и Фет.
По-цыгански пляшет брошюра
И бренчит ожерельем строк.
Примеряет мадам культура
Устьсысольский яхонт-платок,
Костромские зори-сережки,
Заонежские сапожки...
Строятся филины, кошки
В симфонические полки.
Мандолина льнет к барабану —
Одалиска к ломовику...
По кумачному океану
Уплывает мое ку-ку.
Я — кукушка времен и сроков,
И коврига — мое гнездо,
А давно ль Милюков, Набоков
Выводили глухое До?!
Огневое Фа — плащ багряный,
Завернулась в него судьба...
Гамма Соль осталась на раны
Песнолюбящего раба.
<1921>
40
8Солнце избу взнуздало —
Бревенчатого жеребца:
Умчимся в эскуриалы,
В глагол мирового Отца,
С Богом станем богами,
Виссонами шелестя!..
Над олбнецкими полями
Взыграло утро-дитя —
Сиамских шелков сорочка,
Карельские сапожки...
Истекла глухая отсрочка
Забубённой русской тоски:
На покосе индус в тюрбане,
Эфиоп — Вавилин приймак!
Провидит сердце заране
Живой смоковничий мрак.
И когда огневой возница
Взнуздывает избу,
Каргопольским говором Ницца
Провещает Руси судьбу:
Пустозерье кличет Харраном,
Казуарами — журавлей...
Плывут по народным ранам
Караваны солнц-кораблей.
И,
внимая плескам великим,Улыбается мать-изба,
А за печью лебяжьим криком
Замирает миров борьба.
<1921>
409
Солнце верхом на овине
Трубит в лазоревый рог...
Как и при Рюрике, ныне
Много полюдных дорог:
В Индию, в сказку, в ковригу
(Горестен гусельный кус!),
Помнит татарское иго
В красном углу Деисус.
Грезит изба Гостомыслом,
Суслом — тверёзый корец...
Братья, по ранам иль числам
Огненный ведом конец?
Наше смертельное знамя
Сладостней персей и струн,
Пляшет тигренком над нами
Юное солнце коммун!
Эво, ревун на раките,
Кафр у тунгуса в гостях,
В липовом бабьем корыте
Плещет лагуною Бах,
В избах и в барках ловецких
Пляска сидонских ковров!..
Тянет от пущ соловецких
Таборным дымом стихов.
<1921>
410
На заводских задворках, где угольный ад,
Одуванчик взрастает звездистою слезкой;
Неподвластен турбине незримый Царьград,
Что звенит жаворонком и зябликом-тезкой.
Пусть плакаты горланят: «Падите во прах
Перед углем чумазым, прожорливой домной»,
Воспарит моя песня на струнных крылах
В позапечную высь, где Фавор беспотемный,
Где отцовская дума — цветенье седин,
Мозг ковриги и скатерти девьи персты...
Не размыкать сейсмографу русских кручин,
Гамаюнов — рыдающих птиц красоты.
И вотще брат-железо березку корит,
Что, как песня, она с топором не дружна...
Глядь, в бадейке с опарою плещется кит,
В капле пота дельфином ныряет луна,
Заливаются иволги в бабьем чепце,
(Есть свирели в парче, плеск волны в жемчугах!)
Это Русь загрустила о сыне-певце,
О бизоньих вигвамах на вятских лугах.
Стих — черпак на родной соловецкой барже,
Где премудрость глубин, торжество парусов...
Я в историю въеду на звонном морже
С по до донною свитой словесных китов!
<1921>
411. Мать
Она родила десятерых